Глава первая. Год 1993. Неверный муж

Следствие по делу банды Дика Остина, пытавшейся ограбить крупный нью-йоркский банк, занимало умы граждан около месяца. Выявлены были сообщники преступников. Родные жертв – при налете погибло несколько клиентов и сотрудников банка, взятых в заложники, – со слезами повествовали о жизни своих безвременно ушедших в небытие родственников.

Особое сочувствие вызывала молодая беременная вдова китайского врача, не вовремя зашедшего в банк оформить кредит на покупку дома. В одной из газет говорилось, что китаец был застрелен по ошибке – полицейские, ворвавшиеся в зал первыми, решили, что человек с китайской внешностью непременно должен быть главным преступником. Демократически настроенные СМИ немедленно ухватились за эту тему и смаковали ее довольно долго, подогревая возмущение общества.

Мартин Лесли неудавшимся ограблением интересовался мало – ему, главе крупной корпорации, хватало собственных дел. Зато его экономка Эйлин Грин следила за ходом следствия очень внимательно и вечерами, когда Мартин возвращался домой, взахлеб посвящала его в подробности. Он слушал вполуха, но против рассказов Эйлин ничего не имел – они скрашивали одиночество, поселившееся в доме после смерти его жены Ивонн.

Постепенно интерес к следствию стал угасать, но его подстегнуло новое сообщение: Дик Остин, самый опасный из преступников, сумел сбежать из-под стражи, когда его везли из зала суда. Каким-то образом он завладел оружием, застрелил одного из охранников и тяжело ранил второго. Мартин Лесли услышал об этом утром по радио в машине, когда ехал в свой офис. Днем, когда он вернулся с совещания, позвонила Эйлин и затараторила:

– Сэр, вы слышали новость? В двух милях от нашего дома нашли труп мужчины, голова разбита, его машина стояла чуть дальше. Полиция уверена, это дело рук Остина. Предполагают, у бедняги заглох мотор, он вышел посмотреть, а Остин подкрался сзади и ударил по голове. Наверное, думал, сумеет завести. Машина проехала немного и встала, с ней было что-то серьезное. Значит, Остин бродит где-то рядом с нами. Если не возражаете, я вызову человека из охранной фирмы, попрошу проверить систему.

– Хорошо, Эйлин, – устало согласился он, – вызывайте, предосторожность никогда не помешает. Хотя не думаю, что Остин вломится в наш дом.

– Кто знает, сэр, говорят, он вооружен и очень опасен. В газете напечатали его портрет, жуткое страшилище!

Закончив разговор с домоправительницей, Мартин собрался было заняться делами, но позвонила дочь Патриция:

– Папа, ты не против, если я с детьми сегодня к тебе нагряну?

– Вопрос чисто риторический? – усмехнулся он. – Ты знаешь, я всегда рад вас видеть. Будьте осторожны, рядом с домом бродит опасный преступник.

– Ой, папа, мне сейчас не до преступников! Ладно, увидимся.

Повесив трубку, Мартин задумался – тон дочери показался ему странным. Раздраженным, полным горечи. Он упрекнул себя за то, что стал так редко бывать у нее после смерти жены – не мог справиться с неприязнью к ее мужу Вацлаву. Жена Ивонн сумела найти с Вацлавом общий язык, а ему это так и не удалось.

Когда-то они с женой мечтали о другом зяте. Патриция даже обсуждала предстоящее свадебное путешествие с молодым адвокатом Гарри Роджерсом.  И вдруг полный разрыв, по окончании колледжа Патриция отправилась в вояж одна, а потом неожиданно позвонила из Праги и сообщила, что выходит замуж за молодого чешского ученого Вацлава Нова.

Ивонн настаивала, чтобы муж немедленно отправился в Прагу и вмешался – сама она в то время проходила курс химиотерапии, чувствовала себя плохо. Однако Мартин вмешиваться не стал. Единственное, чего он потребовал от дочери под угрозой лишить ее содержания, это заключить брачный договор о раздельном владении имуществом. Она выполнила его требование, прислала факсом копию договора, а по телефону злорадно сообщила:

«Вацлав даже не понял, что такое брачный договор. Ему на это плевать. Наука – это все, что его интересует. Наука и я»

Разумеется, Вацлав Нова, родившийся и воспитанный в социалистической Чехословакии, в то время мало смыслил в деловых отношениях, хотя позже вполне осознал, какое преимущество дает обладание большими деньгами. Хотя бы для столь дорогой его сердцу науки – вместо пражской лаборатории с относительно скудным оборудованием он получил в свое распоряжение научный отдел фармацевтической компании корпорации Мартина Лесли. Новейшие технологии, неограниченные возможности и, разумеется, достойное жалование. Работы Вацлава Нова принесли компании немалый доход, Мартин признавал это, несмотря на всю свою нелюбовь к зятю, и хорошо оплачивал его труд, однако так и не нашел ему места в своем сердце.

Иногда он с грустью думал, как сложилась бы жизнь их семьи, выйди Патриция за Гарри Роджерса. Они с Ивонн сохранили теплые чувства к несостоявшемуся зятю. Роджерс продолжал работать в их корпорации, вскоре после скоропалительного брака Патриции тоже женился – по утверждению Ивонн, чтобы не выглядеть в глазах людей отвергнутым женихом, – его сынишка Майкл был ровесником Дэви, старшего сына Патриции. Все жалели Роджерса, когда спустя несколько лет его милая молодая жена Сильвия погибла в автокатастрофе.

Больше Роджерс не женился. Они с Патрицией остались друзьями, их дети учились в одной школе, они часто договаривались вместе сходить с малышами на какую-нибудь выставку или детский праздник. Иногда у Мартина мелькала мысль, что хорошо бы Патриции развестись с Вацлавом Нова и соединить жизнь с бывшим женихом. Однако никакой почвы под собой его желание не имело – с годами чувство Патриции к мужу становилось все горячей и страстней. Взгляд, какой она порой бросала на Вацлава, наводил Мартина на мысль, что любовь дочери граничит с безумием. И теперь, услышав по телефону ее голос, он решил, что нечто, встревожившее ее, связано с мужем.

Сразу же после Патриции вновь позвонила Эйлин Грин:

– Сэр, мастер приходил сигнализацию проверили, все в порядке. Где вы сегодня ужинаете?

– В ресторане, у меня назначена встреча. Но закажите ужин для Патриции и детей. И подогрейте воду в бассейне, может, им захочется поплавать. Пусть ложатся спать, меня не ждут, я вернусь поздно.

***

Подъехав к воротам своего дома, Мартин Лесли нажал клавишу пульта управления воротами и на мгновение закрыл глаза, когда створки раздвинулись. Со дня смерти Ивонн это вошло у него в привычку – где-то в подсознании хотелось хоть на мгновение отсрочить свое возвращение домой.

Поставив машину в гараж, он поднялся к себе в кабинет, включил неяркое боковое освещение – хотелось посидеть в одиночестве, расслабиться после недавних переговоров, немного подумать. Мартину жаль было, что не удалось вырваться пораньше и повидать дочь с внуками – теперь они уже наверняка спали. Ничего, увидит их утром за завтраком.

В дверь кабинета тихо постучали, вошла Патриция, опустилась в кресло напротив отца.

–  Я услышала, как ты подъехал. Почему ты так поздно, папа?

– Работа, – лаконично ответил он, внимательно вглядываясь в лицо дочери.

Даже в тусклом свете боковых ламп заметно было, как она осунулась, как лихорадочно блестят глаза над выступающими скулами. Однако Мартин ждал, не задавая вопросов. Внезапно судорожно всхлипнув, Патриция резким движением вытащила из кармана скомканную записку и бросила на стол.

– Он меня бросил, папа! Вацлав бросил меня, прочти!

 Поднявшись, она отошла к окну и, заложив руки за спину, прижалась лбом к стеклу. Нажав на клавишу пульта, Мартин увеличил освещение, надел очки и начал читать.

 «… прости меня, родная, но я не мог ничего с собой поделать, это сильней меня. Пойми, я люблю ее безумно, мир для меня не существует без нее, как мне было поступить? Лгать тебе, скрывать, жить двумя жизнями? Поступи я так, я унизил бы тебя, ты этого не заслуживаешь. Я сам все объясню детям, дай мне только немного времени. Это единственное, о чем я тебя прошу.

Что касается нашего развода, то, если мы придем к обоюдному согласию, никаких сложностей не предвидится, поскольку наш брачный договор предполагает раздельное владение имуществом. Что касается остальных формальностей, то, надеюсь, они будут легко улажены …»

Дочитав, Мартин долго молчал, глядя на вздрагивающие плечи и судорожно сцепленные за спиной руки дочери, почти физически ощущая ее отчаяние, боль и гнев. Ему пришлось сделать над собой немалое усилие, чтобы заставить свой голос звучать ровно и спокойно:

– Мы с твоей мамой всегда были против этого брака.

Патриция резко повернулась, лицо ее исказилось от бешенства.

– Да, да, вы были против! Видели в нем охотника за вашими деньгами. А теперь… ты же видишь, ему ничего не нужно, а я… Я не могу без него жить. Я умру без него, папа!

Мартин поморщился.

– Не кричи, очень тебя прошу. Если ты в состоянии меня выслушать и не перебивать, я буду говорить, если нет, подождем, пока ты успокоишься.

– Хорошо, говори, я не стану тебя перебивать.

Опустившись в кресло, она закрыла глаза.

– Завтра, – осторожно начал отец, – мой адвокат свяжется с ним и выяснит его планы. Развод – дело серьезное, к тому же, у вас дети. Возможно, на твоего Вацлава нашло какое-то затмение, у мужчин это бывает. Возможно, он много выпил, и завтра ему самому все покажется нелепым.

 Губы Патриции горестно искривились, она покачала головой.

– Нет, папа, это не затмение, и Вацлав не пьет. Он ушел, чтобы не возвращаться, взял свои вещи, чемодан. Думаю даже, он все бросил и вместе с этой женщиной покинул Штаты. Навсегда.

Мартин недовольно поморщился.

– Милая, он на меня работает, я плачу ему деньги. Достаточно, как оказывается, чтобы он мог завести любовницу. Но ее нужно еще и содержать.  Так что он не мог все бросить, не поставив меня в известность.

– Это ты так думаешь, папа, – по лицу Патриции ручьями текли слезы, – а Вацлав совсем другой. Он пишет о каких-то формальностях, может, это связано с компанией?

Мартин взглянул на часы – время близилось к полуночи. Но на то ты и хозяин, что можешь будить своих служащих среди ночи.  Он поднял трубку и позвонил менеджеру по персоналу. Патриция застыла, глядя на него широко открытыми заплаканными глазами.

– Что? Что, папа? – сдавленно спросила она, когда отец закончил разговор.

Мартин, казалось, испытывал некоторое смущение.

– Ну… что я могу тебе сказать. Оказывается, сегодня утром твой Вацлав передал менеджеру по персоналу заявление на мое имя – с просьбой об отставке.

– Об отставке? – голос ее сорвался на шепот.

– Да, – жестко подтвердил отец, – передал в закрытом конверте с просьбой вскрыть конверт и передать мне это завтра утром. После этого он заказал два билета в Афины. Менеджер представления не имел, что в конверте, сейчас он вскрыл его по моей просьбе и прочел.

– Афины? Греция?

– Да, это Греция, насколько мне известно. Что за детские игры? – Мартин брезгливо поморщился. – Почему открыто не поговорить с тобой, не прийти ко мне и не попросить об отставке? Он что, воображал, что мы станем его удерживать? У меня есть, кем его заменить, а ты… Неужели ты способна все это ему простить? Вычеркни его из своей жизни, имей достоинство.

Патриция горестно покачала головой.

– Папа, мне не нужно достоинство, я люблю его! – судорожно всхлипнув, она вытащила платок, вытерла глаза и поднялась, – хорошо, папа. Дети несколько дней побудут у тебя, хорошо? Позвони Гарри, попроси привезти Майкла, пусть дети поиграют. Энни Майкла обожает, представляешь: как увидит, так лезет к нему целоваться. А мне пора ехать.

Мартин испугался.

– Ехать? Куда? Уже ночь, я не отпущу тебя в таком состоянии.

– В каком состоянии? Я совершенно спокойна, – на лице ее действительно не было и следа только что пролитых слез, – утром у меня встреча с дизайнером, хочу поменять интерьер в моей гостиной, сделать его более емким.  

Только Патриция могла лить горькие слезы о сбежавшем муже, а уже через пять минут болтать об интерьере.

– Ты успокоилась? – все еще с некоторым подозрением спросил отец. – Обещай мне, Пат, что не будешь делать глупостей.

Патриция засмеялась, весело и звонко.

– Глупостей? Ты о чем, папа? Неужели я похожа на самоубийцу?

 «Мы с Вацлавом были счастливы все эти семь лет, – мрачно думала она, – и были бы счастливы, не появись та женщина»

Целуя дочь на прощание, Мартин наставлял:

– Езжай осторожно, Пат, пока не выедешь на скоростную, нигде не останавливайся, ты ведь слышала – Остин убил человека в нескольких милях отсюда. Береги себя, детка.

***

До скоростной дороги ехать было минут двадцать, но Патриция, отъехав от дома, сбросила скорость, и ее бентли делал не более десяти миль в час. Наконец она выключила мотор и съехала с дороги.

«Если он здесь, он меня увидит. Машина ему нужна, поэтому ломать корпус и бить стекло он не станет, а иначе ему до меня не добраться. Скорей всего, он попробует выманить меня наружу хитростью. В любом случае я могу уехать, ключ в зажигании»

Чуть опустив стекло, Патриция включила громкую музыку. Выключила, прислушалась и опять включила. Снова выключила – тишина. Сколько времени прошло? Час, два? Разочарованная, она уже собралась было ехать дальше, но где-то рядом послышался шорох. Потом опять все стихло. Выжидает, выбирает момент?

Включив зажигание, Патриция немного отъехала и вновь встала – пусть думает, что заглох мотор. Теперь он будет ждать, что она выйдет из машины, но не дождется. Можно сделать еще несколько похожих «обманных» движений. В конце концов, он не выдержит, объявится.

Он действительно не выдержал. Патриция была готова, но все равно вздрогнула, когда из кустов выскочила темная фигура и встала возле окна.

– Эй, леди, что у вас с машиной? Помочь? Я в этом разбираюсь.

Голос хриплый, надорванный. Патриция выключила свет в машине, и теперь в свете придорожных фонарей видны были очертания его лица.

– Вы ведь Дик Остин? – наблюдая за ним, спросила она, и удовлетворенно кивнула, увидев, как он отпрянул. – У меня к вам дело.

Человек колебался. Инстинкт побуждал его скрыться в кустах, но ему нужна была машина. Чертовски нужна! На него шла облава, без машины не выбраться, ныло плечо – второй охранник успел-таки пальнуть до того, как свалился с простреленной головой.

– Вы меня с кем-то путаете, леди, я только хотел вам помочь с машиной.

– Я ни с кем вас не путаю, ваш портрет напечатан в газете. И моя машина в полном порядке, я ждала вас.

– Меня? Зачем?

Он на шаг отступил от машины, раздумывая, что делать со странной дамочкой.

– Скажем, хочу поручить вам одно дело. Подумайте, Остин, за вами охотится вся полиция штата, дороги блокированы вам не скрыться. Я же могу вас вывезти, помогу уехать из страны и заплачу – при условии, что вы согласны выполнить… ту работу, для которой я вас найму.

– Что за работа?

– Работа вам под стать. Подробности сообщу, когда мы заключим соглашение. Но мы теряем время. Да, или я уезжаю?

– Хорошо. Впустите меня в машину.

Улыбнувшись, она покачала головой.

– Э, нет, я не столь глупа. Полезайте в багажник, он достаточно вместителен. Я довезу вас до места, где вы будете мне неопасны. Там поговорим.

***

В свое время Мартин Лесли советовал дочери и зятю вкладывать свободные средства в недвижимость. Недорогая квартирка в деловом центре города, как известно было Патриции от ее агента, недавно освободилась, но с новыми жильцами договор пока не заключили. Сюда Патриция и доставила скорчившегося в багажнике Остина.

Откинув крышку, она наблюдала, как он, щурясь от света, выбирается, разминая затекшие члены.

– Сюда. Тише.

Удобно было, что место машины в гараже находилось на том же уровне, что и квартира – требовалось всего лишь набрать код, и дверь открывалась в коридор на нужном этаже. В столь позднее время жильцы остальных квартир, в основном почтенные пожилые пары, наверняка крепко спали, и риск столкновения с ними сводился к минимуму. Все же, впустив Остина, Патриция на всякий случай огляделась и с облегчением вздохнула – никого, как она и рассчитывала.

Он стоял посреди гостиной, сунув руку в карман, где лежал пистолет, и исподлобья смотрел на свою неожиданную спасительницу.

– Ну? И что вам от меня надо?

Патриция понимала, что находится наедине с убийцей. Что он вооружен,  что все в нем напряжено до предела, и ожидать от него можно чего угодно. Но страха не было – неожиданное предательство мужа сделало ее ко всему безразличной.

– Садитесь, – изысканным движением аристократки, принимающей гостя, она указала на обтянутое дерматином  кресло, при этом мелькнула нелепая мысль, что дерматин потом будет легче отмыть, – вы устали. И не волнуйтесь, я хочу вам помочь. Естественно, услуга за услугу.

– И вы не боитесь? – губы раздвинулись в ухмылке, обнажив неожиданно белые ровные зубы. – Там, на дороге, вы даже не захотели впустить меня в машину, заставили корчиться в багажнике. У меня до сих пор ноют все суставы.

Патриция равнодушно пожала плечами.

– Там вам нужна была машина, вы вполне могли прикончить меня и уехать. А здесь? Ну, застрелите меня, какой смысл? Машину вам из гаража не вывести, все двери заперты на кодовые замки. Выйти из квартиры и бежать вам тоже не удастся – здесь одно из самых оживленных мест в городе. Да и зачем? Что вы можете получить? Денег в квартире нет, я обычно сдаю ее жильцам, так что грабить здесь нечего. Выдавать я вас не собираюсь, а то привезла бы не сюда, а в полицию.

– Согласен. Как понимаю, вы хотите поручить мне работу. Ваши условия?

– Останетесь здесь, пока я займусь оформлением документов, на это уйдет несколько дней. Вы покинете страну по паспорту сотрудника фармацевтической компании, нам придется немного потрудиться над вашей внешностью, но не думаю, что возникнут проблемы.

– Что за работа?

– Несчастный случай.

Неожиданно он расхохотался и расслабился.

– Понятно, леди хочет избавиться от любовника. Или от соперницы?

Патриция нахмурилась.

– Не ваше дело, – она постаралась скрыть вспыхнувшее раздражение, – говорите, согласны?

– Зависит от цены.

Закинув ногу за ногу, она насмешливо прищурилась и слегка покачала носком туфельки.

– И во сколько вы оцениваете такую работу?

– Леди, подстрелить человека в толпе или убрать где-нибудь в торговом центре труда не представит. Если он не президент, конечно. А вот несчастный случай нужно подготовить. К тому же, как я понял, это в другой стране. Тут расходы, сами понимаете.

– Расходы отдельно. Итак, сколько?

– Скажем, пятьсот тысяч.

Он запнулся, словно сам был смущен величиной названной суммы, но Патриция была слишком взвинчена, чтобы торговаться. Если честно, она готова была заплатить и больше.

– Хорошо. Перед вылетом получите аванс. Остальное после того, как выполните работу. Оружие оставите здесь, с ним в самолет не пустят.

– Надеюсь, расходы будут оплачены заранее? Чтобы создать видимость несчастного случая, нужны помощники, даром они работать не будут, вы понимаете.

– Это само собой. У меня есть счет в одном из афинских банков, для мелких расходов я дам вам несколько чеков на предъявителя, но не думайте, что сможете получить деньги и смыться – счет будет заблокирован до моего распоряжения. В случае экстренной необходимости позвоните по номеру телефона, который должны запомнить, записывать не нужно. Я распоряжусь, вам выдадут нужную сумму.

Зубы Остина сверкнули в ухмылке.

– Леди, я не привык мелочиться. Предпочитаю получить вторую половину обговоренного, когда закончу работу.

– Это прекрасно, подробности узнаете позже, пока отдыхайте. Я закажу вам еду, но не впускайте никого, скажите рассыльному оставить снаружи, жильцы часто так делают. Непременно просуньте в щель под дверь чаевые, я оставлю вам мелочь, иначе возникнут подозрения.

***

Лодка медленно скользила по глади Саронического залива к острову Мони. Сидевший на веслах мужчина перестал грести, взгляд его был устремлен на девушку на корме. Она устроилась на широкой скамье, по-детски обхватив руками колени, и смотрела на него огромными серыми глазами, чуть склонив голову набок.

– Устал, Вацлав? Давай, я погребу.

Он покачал головой.

– Просто захотелось посидеть вот так неподвижно и полюбоваться. Даже не верю, что это не сон, что ты существуешь.

Серые глаза подернулись дымкой печали.

– Мне тоже не верится, Вацлав. Еще месяц назад я не поверила бы, что меня может охватить такое чувство, всегда посмеивалась над подругами, когда они в очередной раз приходили ко мне открывать душу. А теперь… Нас бросило друг к другу, как безумных, у меня в голове все смешалось, я не в состоянии думать…

– Тебе и не надо ни о чем думать. Дина, родная, я сам обо всем позабочусь. Патриция даст мне развод, я уверен. Мы поженимся и уедем в Прагу, я буду преподавать в университете и продолжу свое исследование в университетской лаборатории, там же, где и раньше. Я уже звонил им и договорился – начну работать с октября. Ты сможешь завершить в Праге свое образование. Главное, что мы будем вместе и счастливы. Видишь, я обо всем подумал.

– Не знаю, иногда мне почему-то становится страшно.

– Милая, чего тебе бояться? Смотри, как здесь красиво, недаром боги селились в Греции. Сейчас погуляем по Мони, посмотришь павлинов, они очаровательны. Завтра или послезавтра поплывем на Ангистри, поныряем у скал. Да?

– Да, – она улыбнулась, обдав его сиянием своих лучистых глаз.

***

Островок официально считался необитаемым и даже не отмечен был на европейских картах для тех, кто планировал отдых у побережья Греции. Однако прибрежную полосу издавна обжили те, кто был не в ладах с законом. В административных органах до сих пор толком не определили, к какой периферии относится остров – он находился далеко от туристических маршрутов, поэтому ни один муниципальный орган на него не претендовал. Соответственно и полиция никогда сюда не заглядывала. При этом до афинского порта Пирей на катере можно было добраться всего за час, так что обитатели острова имели прекрасную возможность активно участвовать в жизни столицы и кишевших туристами островов.

Помешивая тушившееся в кастрюле мясо, старая Илария прислушивалась к раздававшемуся то там, то тут рокотанию мотора – почти все живущие здесь имели катера или моторные лодки, хотя никто не купил их на честно заработанные деньги. Илария по звуку могла определить, кто из соседей возвращается или отъезжает, но нынче она ждала племянника Еспера. Солнце уже склонялось к горизонту, когда издали до Иларии донесся звук мотора его катера.

– Наконец-то! Я уж думала, ты опять во что-то влип, – проворчала она, – садись за стол, сейчас положу тебе. Привез денег?

Развалившись на стуле в ожидании ужина, ее племянник Еспер широко ухмыльнулся, обнажив верхние десны.

– Можно подумать, ты умираешь с голоду, тетя. Зачем тебе деньги? Здесь нет магазинов, а ты уже сто лет не покидаешь острова.

Он, как всегда поддразнивал ее, и она, как всегда разозлилась.

– Видно, как был дураком ты, так и остался! Как жить без денег?

– Да вот так, – он принялся за еду, – продукты я тебе привожу или передаю через кого-нибудь. Что тебе еще?

– Одежду для твоего сына нужно купить, он из всего вырос, – Илария поняла, что племянник ее «заводит», и немного успокоилась, – Текла поедет, закажу ей, что надо.

Вытащив из кармана четыре пятидолларовые банкноты, Еспер бросил их на стол.

– Возьми, этого пока хватит. Пусть обменяет.

Илария уставилась на изображение президента Линкольна, на впалых щеках ее выступили пятна.

– Доллары? Откуда?

– Тебя это не касается. Кстати, где Арсен?

Илария пожала плечами.

– Бегает где-то. Сейчас прибежит на запах еды. Да вот и он.

Мальчик лет пяти ворвался в дом и бросился отцу на шею.

– Папа!

– Садись, садись, побьешь мне тут всю посуду, – бурчала старуха, – ишь, непоседа.

Не отрывая взгляда от зеленых бумажек на столе, она наполнила стакан неразбавленным узо и придвинула к племяннику. Маленький Арсен увидел доллары и, любопытный, как все дети, протянул к ним руку.

– Что это за дядя нарисован?

Илария шлепнула мальчика по руке.

– Не трогай.

– Пусть посмотрит, – от крепкого узо Еспер раскраснелся, глаза его блестели, – скоро у нас будет много денег. Отвезу Арсена в Афины, отдам в английскую школу. Тебе, тетя Ила, куплю новое платье и золотой браслет. Построю дом, привезу красивую женщину. Один моряк рассказывал, в Монтенегро  есть деревни, где можно  выбрать себе девушку, только нужно заплатить старейшине. После того, как умерла мать Арсена, мне приходится искать себе в порту самых дешевых проституток.

Маленький Арсен привык к откровенности отца, который при нем никогда не стеснял себя в высказываниях.

– А мне ты тоже купишь девушку, папа? – с любопытством спросил он.

Еспер расхохотался и потрепал его по густым нечесаным волосам.

– Ты выучишься в английской школе и найдешь себе королеву, сынок, зачем тебе деревенская девка?

Илария покачала головой.

– Узо ударил тебе в голову, Еспер, кто даст тебе столько денег?

В действительности ее снедало любопытство, но она никак этого не показывала – знала, что крепкий узо заставит племянника разговориться, нужно лишь правильно  повести разговор. Действительно – рассерженный звучавшей в ее голосе насмешкой, он сердито стукнул кулаком по столу.

– Дадут! Один американец даст, когда мы закончим наше дело.

– Придумал тоже! Какой американец захочет вести дела с таким оборванцем, как ты? Небось, обманщик. И за какую работу он даст тебе столько денег?

Еспер хмелел все больше и больше.

– Есть американец, его зовут Кларк! А меня он выбрал, потому что ему сказали: Еспер все может и ничего не боится.

Неожиданно Илария встревожилась:

– Послушай, Еспер, а он не наведет на нас полицию? Может, шпик?

– Настоящий американец, по-гречески не говорит совсем. Хорошо, я навострился по-английски, пока мы проворачивали дела, так что мы друг друга понимаем. У полиции тут никакого интереса нет, ему нужно убрать одну бабу, иностранку, это их дела.

– Ладно, – Илария немного успокоилась, – смотри только, чтобы он тебя не обманул.

– Не обманет. Плохо придется тому, кто Еспера Левентиса захочет обмануть.

– Будь острожен, – посоветовала тетка, – с таким нужно держать ухо востро, оружие держи наготове. Ладно, если поел, ложись спать.

***

Дик Остин, представившийся Есперу, как Кларк, хмуро слушал его очередной доклад.

– Я слежу за каждым их шагом, – закончил Еспер, – мистер, не получается пока, чтоб как вы хотели. Подождать нужно.

– Сколько можно ждать! За каждый день я плачу тебе десять баксов. Если не можешь, так и скажи.

Еспер безнадежно закатил глаза.

– Послушайте, мистер, прикончить девчонку можно в любой момент, но вам ведь нужно, чтобы и ее мужчина не пострадал, и чтоб все случилось естественным образом, так сказать. А как? Место здесь тихое, море мелкое, народ кругом приличный, машины не носятся, какой уж тут несчастный случай! Надо ждать, пока возможность подвернется, время есть. У них домик на Эгине до октября снят, я выяснил.

–  Конечно, тебе выгодней до октября ждать, – раздраженно возразил Остин, – только учти, те деньги, что ты от меня получаешь, я потом вычту, когда мы рассчитаемся.

Еспер ухмыльнулся.

– Если так, то чего вам волноваться о деньгах, мистер?

– Потому что не люблю, когда мне морочат голову, – Остин постарался сдержаться, напарник был ему пока еще нужен, – когда они арендовали на Пердике лодку, ты сказал, что придумаешь, как сделать.

Грек развел руками.

– Вы, мистер велели, чтобы мужчина остался целехонек,  а то я запросто устроил бы в море наезд катером. Но ведь тут можно и его запросто угробить.

– А на островах? Они постоянно куда-нибудь плавают, на Мони были.

– И что Мони? Там заповедник, животные мирные, еще никому вреда не приносили. Вы, мистер, ни наших островов, ни нашего моря не знаете, если я говорю, что нужно подождать, то так и есть.

– Чего ты ждешь?

– Пока жду, когда они в следующий раз поплывут на Ангистри дайвингом заниматься. Там глубина и дно скалистое, а дайвинг такое дело, что все может случиться. У меня уже все на этот случай готово.

– И когда же они туда соберутся?

Еспер пожал плечами.

– Не знаю, мистер, я ведь не могу их заставить. На днях они на пароме ездили в Афины, как вернулись, так только на пляж и на рынок, пока больше никуда.

Остин размышлял.

– Что они делали в Афинах, ты проследил? – спросил он.

Еспер весело оскалился.

– Мне, мистер, в городе дальше порта бывать противопоказано. Но у меня есть в порту паренек, а у него есть старый, но неплохой мотобайк. Так он за десять баксов проследил за их такси и узнал, что они ездили в клинику Лито, оттуда зашли в лавку антиквара, потом на такси вернулись в порт к последнему парому. Так что с вас еще десять баксов, мистер, я заплатил парню из своих.

– Думаю, ты дал ему не больше пяти, – буркнул Остин, – что за клиника?

Ухмылка Еспера стала еще шире.

– Кажется, это клиника для дамочек, мистер. Ладно, пусть будет пять.

***

Старый антиквар с первого взгляда распознал иностранцев.

– Вот, мадам, – заискивающе говорил он Дине, – это ковер ручной работы, он будет прекрасно смотреться в вашей гостиной. Если вы ищете подарок для пожилой семейной пары, обратите внимание на эту вазу. Или на эту мемориальную доску, она защитит ваших родных от дурного глаза.

Дина засмеялась.

– Мы не ищем подарки, – застенчиво возразила она, – нам хотелось бы приобрести что-нибудь небольшое в память о сегодняшнем дне.

Обняв ее за плечи, Вацлав пояснил:

– Нам с женой сегодня сообщили радостную новость. Очень радостную!

Дина покраснела, а антиквар понимающе закивал:

– О, поздравляю, мадам, поздравляю! Тогда лучше всего  вам приобрести этот медальон. Тончайшая работа. Открыть его не так просто, нужно знать секрет, – он нажал на что-то, и медальон раскрылся, – я вам покажу секрет. Зато то, что будет внутри, сможете увидеть только вы. Я посоветовал бы хранить внутри вашу семейную фотографию. Если пожелаете, мой сын немедленно сфотографирует вас с супругом и поместит фотографию внутрь.

Дина смущенно взглянула на Вацлава, а он, еще крепче прижав ее к себе, согласился.

– Хорошо. Это не займет много времени? Нам нужно успеть на последний паром, а мы в ваш район почти полчаса на такси добирались.

Антиквар в ужасе схватился за голову.

– Что вы, мой господин, отсюда до порта минут десять на такси, я сам вызову для вас машину. Это вам бесчестный таксист попался, нарочно вас по городу кружил, чтобы деньги содрать. А фотографию мой сын вам за двадцать минут сделает.

Когда они вышли из лавки антиквара, на шее Дины на тончайшей цепочке висел медальон. Легкий, почти невесомый, он по форме напоминал сердечко, сотканное из серебряных нитей.

– Зачем ты сказал ему, что я твоя жена?

– Но ты ведь скоро ею станешь. Теперь, когда у нас будет ребенок, Патриция не сможет тянуть с разводом. А фото в этом медальоне будем считать нашей свадебной фотографией.

Дина ладонью прижала медальон к груди.

– Я так и не поняла, как он открывается, – со смехом призналась она.

Он тоже засмеялся и, приподняв с ее груди медальон, открыл его.

– Научишься, – лицо его стало серьезным, он захлопнул створки серебряного сердечка и коснулся губами ее губ, – теперь тебе нужно беречься. Спать вовремя, никаких волнений, консервов и заплывов на длинные дистанции. Дайвинг тоже отложим на неопределенное время.

Дина послушно кивнула.

– Немного поплавать у берега можно? – притворно жалобно спросила она. – Ты такой строгий, мой господин.

– Хорошо, немного у берега можно.

Они весело засмеялись и, взявшись за руки, направились к вызванному антикваром такси.

***

Поначалу Остин испытывал сильное желание присвоить выданный ему Патрицией аванс и скрыться. Условие, выдвинутое богатой дамочкой, его раздражало – не потребуй она представить все, как несчастный случай, он давным-давно уже прикончил бы девчонку. И не пришлось бы связываться с этим греческим мошенником Еспером, который все время что-то предлагает, но ничего толком не делает, лишь тянет время и за каждый свой доклад сдирает по десять баксов. Приходилось платить, а что оставалось делать? Ни языка, ни местности Остин не знал. Но он уже решил, что ничего, помимо этой мелочи, грек не получит. Пусть только сделает свое дело, а там… Поэтому, когда они встретились в небольшой таверне в Пирейском порту, чтобы обсудить очередной план, американец выслушал сообщника с вполне доброжелательным видом.

– Теперь уже все точно получится, – потирая руки, говорил Еспер, – я за ними проследил: на рассвете, пока еще не очень жарко, она любит поплавать. Одна. Пляж в двух шагах, он в это время еще спит, в такую рань на берегу никого. Схватить девчонку, мешок на голову и в лодку. Здесь ближе к осени случаются небольшие течения, милях в трех отсюда есть небольшой островок, там ее подержать под водой, пока не захлебнется, и оставить среди скал. Ну, начнут расследование, конечно, без этого нельзя, а что получат? Утонула, захлебнулась. Несчастный случай, как вы и желаете.

– Но вдруг случится так, что тело не найдут?

– Как не найдут? Непременно найдут. Вы представьте, мистер: он проснется, спустится на пляж. Халатик на берегу лежит, девчонки нет. Подождет, подождет, потом поднимет тревогу. Начнут повсюду искать и найдут. Но только вот, что я скажу, мистер, половину оговоренного вперед. Всякое может случиться, я ведь рискую, а у меня семья.

– Я объяснил тебе, что деньги получу от заказчика только тогда, когда работа будет сделана.

– Так объясните заказчику, что иначе работа не будет сделана. В конце концов, пятьдесят тысяч не такие большие деньги. Пусть заплатит.

От подобной наглости Остин не сумел-таки сдержать своего раздражения.

– В конце концов, я могу обойтись без тебя и твоего катера. В Пердике всегда можно взять катер напрокат, а справиться с бабой я смогу и без твоей помощи.

Еспер покачал головой.

– Нет, мистер, не обойдетесь. Катер вы, конечно, найдете, но моря не знаете, островов и течений тоже, а вам ведь нужно, чтобы труп нашли? Чтобы решили: ах, ах утонула бедная! Так? Потому скажите заказчику: если я не получу денег вперед, пойдут слухи, что она не сама нырнула. Полиция сразу уцепится. Особенно, если кто-то вдруг решит им сообщить, как и что.

Сказав это, Еспер раздвинул губы в усмешке, привычно обнажив десны. Остин с трудом скрывал охватившее его бешенство.

«Хорошо, что ты, идиот, заранее раскрыл мне свои карты»

Однако он постарался ответить Есперу ровно, почти весело:

– Свои деньги ты получишь в любом случае. Но ты и меня пойми: деньги не мои, что, если я заплачу тебе твою половину, а ты смоешься раньше времени? Пятьдесят тысяч баксов – тоже неплохие деньги.

– Не смоюсь, мистер, потому что хочу получить все сто. Так какое будет ваше последнее слово?

Остин размышлял.

– Согласен, – сказал он наконец, – чтобы ты не думал, будто тебя обманывают, получишь двадцать тысяч перед тем, как сядем в катер ехать за девчонкой. Но, сразу предупреждаю: больше у меня нет. Окончательного расчета нам обоим придется подождать. Заплатят только тогда, когда эксперт в полиции даст заключение о несчастном случае.

Грек невозмутимо покачал головой.

– Сорок тысяч, мистер, и ни цента меньше. Иначе каждый из нас пойдет своим путем.

Неожиданно Остин успокоился.

– Хорошо, – сказал он, – сорок так сорок. Я позвоню заказчику.

«Какая разница, двадцать или сорок, ты не успеешь потратить ни цента – когда дело будет сделано, я заберу у тебя все деньги, а ты останешься валяться с простреленной головой»

Еспер, незаметно, но очень внимательно наблюдавший за лицом собеседника, понимающе улыбнулся.

Глава вторая. Год 1999. Девочка-мальчик

После смерти мужа Эмили Доркас долго не могла выйти из состояния тяжелой депрессии, поэтому сын и невестка не решилась оставить ее в Мельбурне одну.

– Этим летом мы с Сарой планировали побывать на Кикладах, – осторожно сказал матери Оливер, – мне это необходимо для моей книги. Но, если ты не поедешь с нами, нам придется провести лето с тобой в Мельбурне.

Эмили знала, что сын пишет книгу о кикладском искусстве, что теперь у него возникла необходимость побывать на острове Сифнос, чтобы подтвердить собственную версию о точном времени появления там серебряных рудников, но не могла найти в себе сил для путешествия.

– Милый, мне не хочется никуда ехать. И я уже просила Ингрид провести лето со мной, она прилетает из Брисбана на той неделе. Так что мне уже и неловко уезжать. Езжайте спокойно, я буду не одна.

Оливер поморщился – Ингрид, подруга матери, была кошмаром его детства, поскольку являлась фанатом чистоты, и он искренне сочувствовал ее сыну Хэмишу, которого каждую минуту отправляли мыть руки и заставляли менять рубашку, если на нее попадала хоть капелька вишневого варенья. Став врачом, Хэмиш уехал работать в Брисбан и увез туда свою мать, Оливер не видел Ингрид уже много лет и совершенно по ней не скучал, но любовь к матери заставила его весело сказать:

– Я позвоню ей в Брисбан и спрошу, не согласится ли она поехать с нами.

Он от души надеялся, что не согласится, но Ингрид на его предложение ответила бойким согласием:

– Поехать в Грецию? Конечно, поеду, почему бы нет. В Европе сейчас зима, так что нужно мне взять теплые вещи.

Тем не менее, впоследствии Оливер не жалел что пригласил подругу матери – пока они с Сарой бродили по раскопкам, Эмили с Ингрид обследовали местные магазины или совершали морскую прогулку с гребцом на арендованной лодке.

Конечным пунктом их поездки  был музей кикладского искусства в Афинах. Оливер с Сарой предполагали провести в греческой столице около месяца, поскольку хотели еще поработать здесь в библиотеке. Оливер снял небольшой коттедж у станции метро Фалиро и принципиально отказался арендовать машину:

 – Будем ездить в метро, в общественном транспорте ты лучше освоишь разговорный язык, – сказал он Саре, – а то понимаешь почти все, а сказать не можешь. Да и мне полезно, уличный язык всегда отличается от классического.

 По выходным они вчетвером гуляли по набережным, бродили по улицам, заходили в маленькие магазинчики и кафе. Кончался март, солнце пригревало все чаще и чаще, а тепло, как известно, расслабляет людей и делает их невнимательными. Поэтому во время одной из прогулок Сара не заметила, как ловкие маленькие пальчики юркнули к ней в сумочку и вытащили кошелек. Она-то не заметила, но Ингрид, сохранившая зоркость, несмотря на возраст, увидела и крепко ухватила воришку за тонкую ручонку.

– А ну отдай! Сейчас в полицию тебя отведу, негодяй.

Мальчонка скорчил плаксивую гримасу и залопотал по-гречески – сказанного Ингрид он не понял, но слово «полиция» разобрал.

Оливер, подняв брошенный мальчиком кошелек, покачал головой.

– Говорит, не надо в полицию, он больше не будет. Он голодный.

Мальчику на вид было не более пяти лет, лицо его скрывали грязные лохмы волос, из-под которых выглядывали озорные серые глазенки.

– Бедняжка, – жалостливо вздохнула Эмили, – давайте, отведем его к нам и накормим, а потом нужно сдать в какую-нибудь детскую службу.

Ребенок попытался вырвать ручонку и опять захныкал, но Оливер строго ему сказал по-гречески:

– Будешь вырываться, отведем в полицию. А пойдешь тихо – отведем к нам и дадим поесть. Выбирай.

Малыш оказался понятливым, вырываться перестал, а когда они вошли в дом, с интересом огляделся – вряд ли ему прежде приходилось бывать в приличных местах. Ингрид, не выпуская ручонку, но держа ребенка на некотором отдалении от себя, чтобы не испачкаться, брезгливо оглядела его и строго изрекла:

– Нет, это дитя надо прежде вымыть, а потом только кормить. Пойдем в ванную.

– Иди с леди, – обратился к ребенку Оливер, – она тебя вымоет, потом поешь. Ты очень грязный.

Спустя полчаса неожиданный гость предстал перед ними в новом облике. Лохмотья его Ингрид предусмотрительно выкинула в мусоросборник, чтобы с них не наползло никакой нечисти, туда же отправились и состриженные ею спутанные лохмы. Худенькое тельце малыша было несколько раз обернуто широким банным полотенцем, раскрасневшееся после купания личико оказалось неожиданно хорошеньким. Опушенные длинными ресницами огромные серые глаза с тревогой оглядывали присутствующих.

– Какой прелестный мальчик, – умилилась Эмили, на что Ингрид недовольно проворчала:

– Какой мальчик, это девочка, а не мальчик.

Никто, кроме Оливера, расспросить малышку не мог, а дам снедало любопытство. Оливер попробовал их утихомирить:

– Дайте ей хотя бы поесть.

Поначалу с ним согласились, потом Эмили не выдержала:

– Спроси же, наконец, как ее зовут, где живет, кто родители.

– Тебя как зовут?

Малышка смотрела на него с испугом.

– Не знаю.

– Где ты живешь?

– Нигде.

– Кто твои родители?

Девочка ничего не ответила, очевидно, не поняв вопроса. Глаза у нее закрывались, она никогда столько не ела. Оливер отнес ее в гостевую комнату, уложил на диван и вышел в гостиную, где дамы возбужденно спорили.

– Нужно отвести ее в полицию, – настаивала Ингрид, – пусть найдут родных. Похоже, ребенок психически неполноценен, может, она сбежала из лечебницы. Если мы будем держать ее у себя, у нас могут быть неприятности.

– Но что такого мы сделали? – возражала Эмили. – Всего лишь вымыли ее и накормили. Судя по состоянию ребенка, родные о ней не особо заботятся. И она производит впечатление совершенно нормальной девочки.

Сара ее поддержала:

– Девочка просто устала, завтра мы ее опять  расспросим.

Оливер слегка смутился:

– Может, мой греческий подвел? Я не знаю местного жаргона, говорю слишком правильно. Хотя в транспорте меня  понимают. Однако пора нам всем ложиться спать.

***

Перед сном девочка сходила в туалет – Ингрид, выкупав ее, показала, как пользоваться унитазом, – и, завернувшись в полотенце, свернулась калачиком на диване, а под утро все проснулись от ее истошного вопля:

– Не бей меня, Илария! Нет, не нужно!

Она сама пробудилась от собственного крика и села, полными ужаса глазами глядя на сбежавшихся к ней людей.

– Наверное, бедняжку избивали, – сочувственно вздохнула Эмили, когда сын перевел ей слова девочки, – скажи, пусть спит спокойно, здесь ее никто не обидит.

Все вновь разошлись по своим комнатам. Малышка полежала немного, но едва рассвело, встала и начала бродить по дому. Оливер набросил халат, спустился в гостиную и застал ее сидящей на коврике на полу.

– Если хочешь есть, пойдем на кухню готовить завтрак, – спокойно сказал он.

Серые глазенки печально на него посмотрели.

– Я не умею, – прошептала она.

– Научишься, пойдем, – он привел ее на кухню, усадил на стул и начал готовить бутерброды, – ты любишь с сыром или с джемом?

– Не знаю, – девочка жадно следила за его руками, – а сегодня вы мне хлеб дадите?

– Непременно. А раньше кто тебя утром кормил?

– Никто. Кто принесет деньги, тому Полит вечером дает хлеб.

– Понятно. И как он тебя называл, когда ты приносила деньги? Иди сюда, возьми хлеб… Как он тебя подзывал к себе? Ну, чтобы хлеб дать.

Она смотрела на него в недоумении.

– Пальцем показывает. Говорит: эй, иди сюда.

– Понятно. А другие как тебя зовут?

– Я к другим не подхожу. Они большие, могут хлеб отнять.

– И опять понятно. И как ты попала к этому Политу?

– Меня Текла привезла на лодке и отдала ему.

– Откуда привезла?

– С острова. Где Илария живет. Илария злая, она меня била.

– И еще понятней. И ты эту Теклу больше никогда не видела?

– Почему? Она Никосу в лавку рыбу привозит.

– Хорошо, ешь, – он поставил перед ней на стол тарелку с двумя бутербродами, налил чай, – где лавка Никоса, можешь мне рассказать?

Девочка была потрясена.

– Не знаете, где лавка Никоса?! Его на улице Гунари все знают, – она надкусила бутерброд с джемом, и на лице ее появилось выражение блаженства.

Вошедшая Ингрид с неодобрением взглянула на перемазанную рожицу малышки и уже заляпанное джемом полотенце.

– Она что же, так и будет ходить? Нужно ей сегодня купить платье и передник, чтобы не пачкалась.

– Верно, – согласился Оливер и улыбнулся юной гостье, – Ингрид говорит, что тебе нужно купить платье.

Девочка опустила руку с бутербродом и посмотрела на него полным возмущения взглядом.

– Платье? Мне? Я что, девчонка? Я мальчик!

***

Искать Никоса Оливер отправился вместе с Сарой – они решили, что присутствие дамы внесет в общение с местным населением элемент доверия. За портом на улице Гунари лавку его действительно все знали и показали сразу. Вопрос о Текле поначалу был встречен Никосом с неприязнью.

– Если господин хочет покупать у нее свежую рыбу, то, смею сказать, лучше приобретать морепродукты у меня в лавке. Мы доставим вам заказ по любому адресу в течение получаса.

– Нет-нет, я ученый, занимаюсь древнегреческой историей и хотел кое-что у нее узнать, – успокоил его Оливер, – как мне сказали, женщина по имени Текла кое-что знает о местных островах. За потраченное время я ей заплачу.

Никос успокоился – древнегреческая история интересовала его мало.

– Я передам ей, господин. А что насчет моего товара? – он перевел взгляд с Оливера на Сару.

 – У вас, – она старательно припоминала греческие слова, – у вас превосходный выбор. Вы делаете доставку?

– Жена спрашивает, можете ли вы доставить ваш товар? – пришел ей на помощь Оливер. – Мы живем в районе станции метро Фалиро.

Никос расплылся в улыбке и приосанился.

–  Мой сын доставит вам по любому адресу все, что выберет госпожа, у него своя машина. Господин прекрасно говорит по-гречески. Текла обычно приезжает к вечеру, господин, я передам ей, что вы хотели ее видеть.

***

Текле было чуть больше пятидесяти, но вид у нее был изможденный, и обветренную кожу лица покрывала сеточка мелких морщин. С любопытством взглянув на Оливера, она перевела взгляд на Сару.

– Никос сказал, что господа хотят спросить меня об истории и заплатят за потраченное время.

– Непременно, – кивнул Оливер, – где мы могли бы поговорить?

– Тут за углом есть таверна. Только у меня горло пересохло, если господин сначала закажет мне немного вина, я буду лучше говорить.

Оливер заказал Текле не дешевое трелоди, а дорогое мавруди, чем сразу заслужил ее расположение. Себе и Саре он взял по бокалу минеральной воды. Текла быстро опустошила один стакан, раскраснелась, попросила принести еще и только тогда посмотрела на Оливера и Сару, потягивавших через соломинку воду и безмолвно ожидавших, пока она утолит жажду.

– И что господа хотят у меня узнать?

Оливер с Сарой заранее договорились, что будут говорить.

– Мы с женой на днях нашли в порту девочку, – сказал он, – она нам понравилась, мы хотели бы ее удочерить, у нее, по-видимому, нет родителей. Но ничего толком узнать о ней не можем. Она даже имени своего не знает. Сказала, что вы привезли ее с какого-то острова и отдали Политу. Назвала ваше имя. А на острове она, как сказала, жила у старухи Иларии. Мы иностранцы, ни с кем тут не знакомы, потому и решили у вас про нее узнать, – он вытащил десять долларов и положил перед Теклой.

Лицо ее, в начале его речи помрачневшее, при виде денег разгладилось. Схватив зеленую бумажку, она сунула ее в карман.

– Что господин хотел бы узнать?

– Все. Чем больше вы о ней сможете рассказать, тем больше мы заплатим.

– Ну, хорошо, только… я сама-то узнала обо всем от Иларии, а прежде ничего не знала. И рассказала-то она мне все только потому, что зла на Еспера. Так что, господин, я ни в чем не виновата.

– Я не собираюсь вас ни в чем обвинять, – успокоил ее Оливер, – мы только хотим узнать о девочке, мы ведь собираемся ее удочерить.

Текла опустошила еще стакан, Оливер заказал ей третий. Перед тем, как приняться за него, Текла сбегала в туалет, вернулась, слегка покачиваясь, с блаженным видом уселась на свое место и начала рассказ.

– Еспер, племянник Иларии, постоянно во что-то впутывался. И мужа моего тоже впутал. Так что, пришлось нам переселиться на остров, чтобы полиция не донимала. Рыбу ловили, продавали. Потом сыновья подросли, уехали, что им на острове делать? А Еспер в новое дело ввязался, с каким-то американцем. Только я, господин, уже потом все узнала от Иларии, – она нерешительно взглянула на Оливера.

– Мы иностранцы, никому ваш рассказ передавать не собираемся, нас интересует только девочка.

Текла поколебалась, но третий стакан сделал свое дело, и язык у нее окончательно развязался.

– Тот американец нанял Еспера, чтобы убить человека. Девушку.

Сара ахнула, но под строгим взглядом мужа умолкла. Он вновь заверил Теклу:

– Нас эти дела не касаются,  говорите.

– Я ведь ничего не знала господин, потом мне Илария все рассказала. Не знаю уж, за что они хотели ее убить, может, мстили кому-то. Или, может, папочка ребенка хотел от нее избавиться – девушка-то была беременна. Американец обещал заплатить Есперу много денег и заплатил часть вперед. Девушку похитили, но убить не успели, куда-то отвезли, а там американец решил, что дальше сам все сделает. Не хотел Есперу остальное платить, решил его убрать.

Только Еспер не таков был, чтобы его легко было подловить, он при себе всегда пистолет носил. Так что американец тот пошел рыб кормить. А девушку Еспер на остров привез для себя. У него жена уже несколько лет, как умерла, остался сынишка, Арсен. Илария за ним присматривала. Еспер до женщин был охоч, но платить им не любил, да и проститутки ему надоели, вот он и оставил себе девушку.

У нее, бедняжки, от страха язык отнялся, она только тряслась при виде него, он с ней делал, что хотел. Но и привязался к ней. Перед родами он ее уже не трогал. Илария злилась, даже с родами не стала помогать, Еспер меня позвал. Когда девочка родилась, Илария хотела ее куда-то унести, но мать вцепилась, кричать начала. Еспер пригрозил тетке, что в землю ее закопает, если она ребенка тронет.

– Помните точно, когда  девочка родилась?

Подумав и подсчитав, Текла кивнула.

– Муж мой на следующий день из Афин вернулся, у него друзья с севера, он с ними Пировассию отмечал. Так что двадцатого мая ей пять лет исполнилось. Бедняжке той я после родов тоже помогала, она мне ребенка доверяла, а когда Илария пыталась взять малышку, начинала кричать. Я ей показала, как грудью кормить, у меня самой-то трое выросло. Молока у нее было много, так что девочка не голодала. До трех лет кормила, потом опять забеременела – от Еспера. Он радовался, даже темными делами перестал заниматься, но только что-то, видно, у нее не так пошло, в шесть месяцев кровотечение началось. На острове какая помощь? Ну и истекла кровью. После этого Еспер забрал сынишку и уехал. Илария обозлилась, что он денег ей не оставил, тогда мне все и рассказала. Говорила, что денег у Еспера было много – от тех, что ему вперед иностранец дал. Он ей обещал, но ничего не оставил. И девчонку бросил с ней. Илария в отместку ему над ребенком измывалась. Била страшно, на девочке живого места не было. Голодом морила – надеялась, малышка умрет. Но выжила.

Я ее немного подкармливала, потом у меня муж умер, рыба одно время от острова ушла – туристы стали мимо на катерах и яхтах разъезжать. Я Иларии говорю: давай, я девочку Политу отвезу, он за нее заплатит. Ну и отвезла. У Полита ее не били – ну, даст, может, порой подзатыльник, если без денег вернется, или кто из мальчишек пихнет, но так, чтобы, как Илария… Она только полгода у него пробыла, и все синяки прошли. А раньше б видели – вся черная ходила. Так что я доброе дело сделала, что отвезла ее. Вот и все. Господин мне заплатит?

– Заплачу, – Оливер вытащил пятьдесят долларов и, положив на стол, прикрыл их ладонью, – только объясни, кто такой Полит, и почему девочка кричит, что она мальчик.

Жадно разглядывая деньги, Текла кивнула.

– Конечно, господин. Полит детишек собирает. Учит их попрошайничать или воровать, кому что легче дается. У него там есть, кто постарше из парней, им девки нужны, они не посмотрят, что девочка маленькая, что угодно могут сделать. Так я ее попугала: ты, говорю, никому не рассказывай, что ты девочка, а то могут плохо сделать. Ходи грязная, чтобы к тебе подходить противно было. Говори, что ты мальчик.

– Ладно, возьми, – Оливер придвинул к ней деньги, Текла сунула их в карман и заискивающе заглянула ему в глаза.

– Господа еще что-то хотят узнать?

– Как ее зовут? – вступила в разговор Сара, немного пришедшая в себя после потрясения, испытанного от рассказа Теклы.

– Да, правда, – спохватился Оливер, – как зовут девочку?

Текла пожала плечами.

– Никак ее не называли. Мать немая, Есперу и Иларии она не нужна была, чтобы еще имя давать. Арсен, сынишка Еспера, грязной обезьяной дразнил, а я иногда малышкой звала. Мать ее Еспер Диной называл, сама-то она не в себе была, говорить не могла. Я ее и по-гречески, и по-английски спрашивала, немного-то я английский знаю, без этого в порту нельзя. Она только мычала и головой трясла.

– Почему по-английски? – удивился Оливер. – Она была иностранка?

– Ну, паспорт-то я у нее не могла спросить, но мне так кажется. Волосы светлые, прямые, глаза серые. Девочка на нее очень похожа.

– Неужели совсем ничего от нее не осталось? – горестно спросила Сара, взглянув на мужа.

Тот перевел вопрос. Текла опять поколебалась.

– Если господа согласятся у меня это купить, – она вытащила из кармана изящно вырезанное серебряное сердечко, – это было у нее на шее, когда ее Еспер привез. На цепочке. Илария сняла и отдала мне, просила продать. Есть тут один, который скупает. Он цепочку взял, дал за нее пятьдесят драхм. А сердечко взять не захотел – говорит, вещь у антиквара куплена, и ты лучше никому не пробуй ее продать. Могут неприятности быть. Я Иларии ничего не сказала, пятьдесят драхм отдала, а сердечко у себя оставила. Господин может поверить, я это не украла.

– Я вам верю, – Оливер взял сердечко и дал Текле еще пятьдесят долларов, – покупаю его у вас, хотя это принадлежит девочке, и вы должны были бы сами ей это отдать.

Текла просияла.

– Спасибо, господин, что поверили бедной женщине.

***

Разумеется, Оливер и Сара не собирались удочерять девочку, все, что они собирались сделать – это обратиться в официальные органы, объяснить ситуацию и пристроить малышку в какое-нибудь приличное заведение для сирот. Однако Эмили, услышав рассказ сына, разрыдалась:

– Я хочу ее удочерить.

– Мама, не выдумывай, – с досадой возразил Оливер, – как ты себе это представляешь? Мы в чужой стране, у девочки вообще нет ни имени, ни документов. Знаешь, сколько времени займет волокита с документами?

– Не знаю, Оли, не знаю! Мне так ее жалко, бедняжку! Сделай что-нибудь! Она такая хорошенькая, такая умненькая, за один день выучила столько английских слов!

Неожиданно ее поддержала суровая Ингрид:

– Оформить удочерение, в Греции будет гораздо легче, чем в Австралии. Обратись к адвокату, который знает все ходы и выходы, он сделает все быстро и недорого. В Греции все нищие и взяточники.

Она слегка сморщила нос, выразив этим свое отношение к нечистым на руку потомкам древних эллинов.

Глава третья. Год 2017. Наука и жизнь

По окончании симпозиума доктор Мелани Адамс, одна из его организаторов, устроила фуршет для участников. Многие из тех, кто делал свои доклады в первые дни длившегося неделю симпозиума, уже уехали, и Майкл Роджерс не увидел никого из знакомых. Скучать ему, правда, не пришлось, поскольку доктор Адамс подвела к нему невысокую девицу и представила ему:

– Как поживаете, доктор Роджерс? Это моя ассистентка Дина Доркас. Занимается вирусами и с большим интересом следит за всеми вашими работами, полагаю, вы найдете, о чем поговорить.

Улыбнувшись, она отошла перекинуться парой слов с другими гостями, а Майкл, сделав выражение лица максимально приветливым, вежливо поклонился девице, теша себя надеждой, что сумеет, не нарушив правил вежливости, быстро избавиться от ее общества.

Ассистентка доктора Адамс не вызывала у него никакой симпатии – огромные очки закрывали пол лица, совершенно скрывая глаза и брови, на макушке плохо крепился старомодными шпильками огромный шиньон, вздрагивающий при малейшем движении, под широкой длинной туникой не разглядеть было фигуры. К тому же, Майклу никогда не нравились блондинки. Он боялся, что девица тут же набросится на него со специальными вопросами, но, к его облегчению, она спросила:

– Вы в первый раз в Австралии, доктор Роджерс?

Голосок был ничего, приятный.

– В прошлом году я был на конференции в Сиднее, но в Мельбурне действительно впервые.

– У нас прекрасный город. Если у вас еще будет время до отъезда, стоит побродить немного по Сити.

– Может, посидим где-нибудь в уголке? Что-нибудь мне расскажете.

– С удовольствием. Возьмите бутерброды. Кофе или шипучку?

– Лучше шипучку, за эти дни я перепил свою норму кофе.

Майкл взял тарелку с несколькими бутербродами, Дина захватила два пластиковых стаканчика и бутылку с водой. Они устроились на маленьком диванчике у окна, и Майкл с облегчением вытянул ноги – перед отъездом на симпозиум он купил кроссовки и туфли, всю неделю проходил в кроссовках, а нынче сдуру решил обновить туфли. Интересно, почему они показались ему такими удобными при покупке?

– Устали? – посочувствовала девушка. – У вас два пленарных доклада на этой неделе было, тяжело, наверное.

– Да нет, просто туфли жмут.

Она засмеялась, и он, не выдержав, тоже расхохотался. Ее шиньон при этом так вздрагивал, что Майкл всерьез встревожился, как бы он не развалился.

– Я восхищаюсь вашей работой, – став серьезной, сказала Дина, – сама идея программировать поведение бактериофагов с помощью искусственных молекул arbitrium гениальна.

– То, что вирусы-бактериофаги создают белковые молекулы arbitrium, чтобы координировать поведение своей популяции внутри клеток, было обнаружено израильскими учеными, – возразил Майкл, – нам всего лишь удалось синтезировать белок молекул arbitrium.

– Израильтяне только обнаружили, что вирусы с помощью выделяемых ими arbitrium могут ускорить или затормозить собственное размножение! – с жаром возразила Дина. – Синтезированные же вами белки arbitrium могут дать вирусам любой сигнал. Вплоть до сигнала уничтожить самих себя. Я уверена, что принцип этот может работать для любых вирусов, не только бактериофагов. И для вирусов человека также. Это же победа! Победа над ВИЧ, гриппом, аденовирусом! Можно будет выбросить на помойку тысячи всех этих антивирусных препаратов. Разве вы не работаете над этим?

– До появления препарата еще очень и очень далеко, – уклончиво ответил Майкл, – фармацевтические компании могут спокойно спать и работать. Расскажите мне лучше о Мельбурне, по вашему совету я решил дня два посвятить экскурсиям по городу.

– Если хотите, я могу стать вашим экскурсоводом, – застенчиво предложила она, и ему почему-то неловко было отказаться.

– Принимаю ваше предложение. Только с условием: мы в эти дни не станем говорить о вирусах.

Дина послушно кивнула.

«Интересно, будет, она завтра задавать каверзные вопросы? – думал он, возвращаясь в отель, но тут же себя одернул: – Кажется, у меня после всего скоро разовьется паранойя»

Дело в том, что помимо исследований, доступных широкой научной общественности, в их лаборатории велась работа над синтезом белков arbitrium – по государственному заказу. Ей был присвоен красный код секретности, но за полгода до того случилось неприятное происшествие – ассистента Джека Перкинса застали, когда он скачивал из рабочего компьютера информацию. Перкинс тогда каялся, что нарушил правила, но только потому, что хотел поработать с файлами отчетов дома. Ему поверили – как не верить, если столько лет проработали вместе! – диск, конечно, уничтожили, но в службу безопасности сообщать не стали. Не сообщили даже на следующий день, когда Перкинс не явился в лабораторию – звонили, думали, что-то случилось. Лишь позже полиция выяснила, что той же ночью он улетел в Европу, и сколько информации успел украсть, выяснить не представлялось возможным. Начальник службы безопасности Логан тогда предупредил весь персонал, что любой человек, интересующийся работой их лаборатории, может заниматься шпионажем. Правда, Майкл, насторожившийся было от вопросов Дины, немедленно себя одернул – так он скоро своей тени станет бояться.

***

Они договорились встретиться у входа в отель, где остановились участники симпозиума, и Майкл не сразу узнал Дину без ее огромных очков.

– Где ваши очки? – строго спросил он.

Лицо у нее оказалось хорошеньким, большие серые глаза были обрамлены длинными ресницами.

– Очки? – удивилась она. – У меня дальнозоркость, очки мне нужны для чтения. Я ношу их там, где может понадобиться прочесть текст. Или разглядеть мелкое. Думаю, сегодня они не пригодятся, мы прогуляемся по Сити, поездим на автобусе – это бесплатный автобус, для туристов. Я бы взяла машину, но в центре плохо с парковкой.

Когда Майкл с Диной, поколесив по городу, добрались до Саутбэнка, хлынул дождь. Они успели добежать до развлекательного центра, но все-таки немного намокли.

– Часто у вас такие ливни? – Майкл провел рукой по влажным волосам.

– Осень, что вы хотите.

– Это у вас осень, у нас весна, – возразил он, – здесь можно где-нибудь перекусить? Стыдно признаться, но я зверски голоден.

– Не стыдитесь, я тоже хочу есть. Если не возражаете против шума, пойдем в обеденный зал.

Набрав еды, они отыскали себе свободный столик в большом обеденном зале. Майкл в один присест опустошил тарелку с двойной порцией картошки фри и, решив сделать небольшую передышку, взглянул на Дину. Она ела медленно и даже немного лениво, волосы ее  потемнели от влаги, большой пучок, в который они были скручены прежде, распустился, и длинные пряди закрыли спину.

 – Что у вас с волосами? – поинтересовался он. – Я вчера думал, у вас на голове шиньон.

Она засмеялась и потрогала затылок.

– Вы всегда так непосредственны, Майкл? То очки, то шиньон.

– Хотите сказать бесцеремонен? Да, всегда. Многие пытались меня изменить, но безрезультатно. Думаю, это генетический дефект, так что, если вы решите на меня обидеться, учтите, что я всего лишь жертва случайной комбинации генов.

– Да нет, чего уж тут обижаться. Меня саму мои волосы замучили. Минут пятнадцать перед сном уходит на то, чтобы их расчесать. Вы знаете, что нужно сто раз провести щеткой, чтобы они блестели? Потом заплести, чтобы за ночь не спутались.

– Великолепно, от ваших слов на меня повеяло викторианской эпохой. Но я сам, честно говоря, такого бы не вынес. У вас никогда не возникает желание их обрезать?

Дина внезапно погрустнела.

– Мама гордилась моими волосами, любила меня причесывать. Когда я приходила к ней в хоспис, она уже была очень слаба, но просила ее посадить и начинала водить щеткой по моим волосам. Теперь, когда ее не стало, наверное, постригусь, но пока… Знаете, иногда я дотронусь до волос, и мне кажется, что мама со мной.

Рука девушки, лежавшая на столе, судорожно сжала салфетку. Накрыв ее ладонью, Майкл спросил:

– Ваша мама давно умерла?

– Полгода прошло, но я все не могу поверить.

– Знаю, тяжело. Мне было года три, когда моя мама погибла. Автокатастрофа. Но я ее помню. Не понимал тогда, что произошло, плакал, искал ее. Бедный отец, он постоянно пытался меня отвлечь, сейчас только понимаю, как ему было тяжело.

Слегка наклонив голову набок, она смотрела на него с глубоким сочувствием.

– У вас нет ни братьев, ни сестер?

– Нет. Может, будь мама жива… Не знаю. Отец больше не женился. У вас большая семья?

– Я приемная. Мне было лет пять, когда мама меня удочерила.

Он покачал головой.

– Мужественная женщина ваша мама. У нее были родные дети?

– Сын Оливер. Он уже был взрослый, женат, когда мама меня удочерила. Может, ей было одиноко – незадолго до того умер ее муж. Может, была потребность заботиться о ком-то, не знаю. Но всю свою любовь она отдала мне сполна, я никогда не чувствовала себя чужой. Год спустя у Оливера и Сары родилась дочь Делия, они всегда оставляли ее с нами, когда уезжали в экспедиции – они специалисты по цивилизации древних Киклад. Делия мне, как младшая сестра, так что мы всегда были одной семьей. Когда большая семья, несравнимо легче.

– А что стало с вашими биологическими родителями? Если, конечно, с моей стороны не будет бесцеремонностью это спросить.

Дина печально улыбнулась.

– Ничего, я уже привыкла к вашей бесцеремонности. Но ответа на ваш вопрос у меня нет. До пяти лет, до удочерения, я себя вообще не помню. Мои родители погибли, это все, что мне сказали. Мама говорила, мне долго снились кошмары, со мной занимались специалисты по детской психике. Психологи, психоаналитики и прочие. В итоге кошмары ушли, но я практически все забыла из своего прошлого. Хотя нет, не все – почему-то запомнилось, что я считала себя мальчиком.

– Вы, мальчиком?! Это с вашими-то ямочками на щеках?! – он изобразил столь искреннее негодование, что Дина фыркнула. – Нет, конечно, если на вас тогда были ваши очки, закрывающие пол лица…

– Дались вам мои очки. И вообще, мы почему-то ведем очень странный разговор, не знаю, почему я вдруг разоткровенничалась.

 – Все моя бесцеремонность.

– Да, наверное, – согласилась она так серьезно, что оба не выдержали и рассмеялись.

– Ну, раз уж я такой плохой, то расскажите, почему вас потянуло заниматься вирусологией.

– Нет уж, теперь ваша очередь откровенничать.

– У меня все было очень просто. Отец моего приятеля Дэвида – ученый биолог. Он подарил Дэвиду на день рождения микроскоп – детский, но с приличным увеличением. Дэвид по натуре своей художник, микроскоп оставил его равнодушным, и мы с ним произвели обмен – он мне микроскоп, а я ему краски, рождественский подарок отца. С тех пор я стал фанатом микромира. Кстати, отец Дэвида и есть мой дорогой учитель и научный руководитель Вацлав Нова. А вас что подвинуло заняться естественными науками, а не менеджментом, скажем, или музыкой?

– Все мама. Она постоянно покупала мне книги, водила по выставкам, концертам, музеям и следила за тем, что меня больше привлекает. В итоге выяснилось, что я абсолютно равнодушна к менеджменту и музыке, но могу часами рассуждать о цепочках ДНК. Ладно, давайте, уберем за собой посуду и пройдемся по набережной, дождь кончился.

Воздух после дождя был свежим, они шли по мосту и весело болтали.

***

Настроение у Еспера испортилось, едва он включил компьютер и запросил у Гугла список последних новостей. Выскочивший на экран заголовок одной из статей сообщал, что американские вирусологи Вацлав Нова и Майкл Роджерс доказали возможность беседовать с вирусами на их языке. Автор статьи, судя по используемым им терминам, от вирусологии был далек, как от Луны, но ссылался на доклад, сделанный на прошедшем в Мельбурне симпозиуме.

Еспер из написанного ничего не понял, да и не старался понять – вирусы его не интересовали, тем более, он не собирался с ними беседовать. Однако имя Вацлава Нова пробудило в нем тяжелые воспоминания. И когда Арсен, решивший в тот день навестить отца, зашел в гостиную отцовской квартиры, он застал своего родителя сидящим в кресле перед домашним кинотеатром с уже наполовину опустошенной бутылкой. Еспер бессмысленно уставился куда-то мимо экрана, и по щекам его катились слезы.

– Папа, ты опять? Где твое обещание больше в рот не брать ни капли? Тебе не совестно?

Арсен отобрал у отца бутылку. Еспер отдал ее без возражений, но совестно ему, похоже, не было.

– Ты помнишь Дину, мой мальчик? – он протяжно всхлипнул. – Помнишь, какая она была красивая? Сегодня в Интернете писали о мужчине, который был с ней до того, как мы… Вацлав Нова. Узнал его имя, когда следил за ними. Американец ведь нанял меня помочь ее убить. Я убил американца. Я и Дину убил вместе с моим ребенком. Нужно было отвезти ее к врачу, но меня тогда искала полиция из-за стычки с таможенником, и я побоялся везти ее в город. И она умерла! А этот Вацлав Нова… Он вернулся к своей жене и забыл Дину, но я ее не забыл. Не забыл!

Он с силой ударил себя в грудь, и Арсен, поначалу терпеливо слушавший причитания отца, рассердился.

– Замолчи, папа, когда ты выпьешь, начинаешь нести чушь! Сколько раз я просил тебя не повторять эти глупости – о том, что ты убил американца, что тебя искала полиция. Представляешь, что будет с моей карьерой, если кто-нибудь услышит, что отец адвоката Левентиса – убийца?  Я уверен, что все происходило в твоем воображении. Ты привез на остров беременную портовую шлюху и начал рассказывать Иларии эти сказки. Не было такого!

Побагровев, Еспер стукнул кулаком по подлокотнику своего кресла с такой силой, что послышался треск ломающегося дерева.

– Молчать, щенок! На какие деньги мы уехали на Кипр, если этого не было? На какие деньги ты учился в колледже, а потом в университете, если этого не было? Учеба стоит недешево, сам знаешь.

Арсен пожал плечами.

– Я подозреваю, ты вел какие-то дела. Скорей всего, незаконные, так что лучше о них забыть. Но убийство, похищение человека… Я не хочу, чтобы ты такое повторял.

Еспер уловил нотки неуверенности в голосе сына и пьяно ухмыльнулся.

– Он не хочет! Нет уж, я буду повторять, сколько захочу. Деньги мне дал американец – как раз перед тем, как мы завели катер ехать за девушкой. Я потребовал часть вперед, а он не спорил – думал, прикончит меня, как все обделаем, заберет обратно. Я сразу понял, что у него на уме, – больно уж он легко согласился. Я показал ему место, где мы хотели оставить тело девушки, и он решил, видно, что доделает с ней все сам, а меня пора убирать – пока я не насторожился. Но я уже все понял и следил за каждым его движением. Вот так, сынок. Если б он отдал все, как условились, ты бы учился не на Кипре, а в Англии. Если б он выстрелил первым, ты бы не учился вообще. Но удача в тот день была на моей стороне.

– Ладно, папа, успокойся, – Арсен решил, что лучше прекратить разговор на эту тему, но отец был слишком разгорячен.

– Нет, я вижу, ты мне не веришь! – Еспер порылся в нагрудном кармане и вытащил маленький ключ. – На, держи, открой шкаф. Открой, открой!

Поколебавшись, Арсен взял у него ключ, отпер шкаф, вытащил потрепанную канцелярскую папку и вопросительно взглянул на отца.

– Что это?

– Да ты развяжи, не бойся, – торжествующе произнес Еспер, – надо бы мне все переложить в файл, в каких теперь модно бумаги держать. Все не соберусь. Вот тебе доказательства – когда я пристрелил американца, труп его обыскал. Много чего нашел, все здесь. Документы, под какими он в Грецию приехал, денег немного, чеки на предъявителя. Под стелькой в кроссовке вырезка была спрятана из американской газеты – с его фото. Он, оказывается, не Кларк вовсе был, а Дик Остин, его за ограбление и убийство разыскивали. Зачем он вырезку хранил, не знаю. Из гордости, наверное, как, мол, полицию провел. И квитанция осталась, посмотри, – за телефонный разговор с Нью-Йорком, номер телефона на ней есть.  Думаю, это он с заказчиком разговаривал, с тем, что Дину заказал убрать. А с кем еще? Кому другому в Америку звонить опасно, сразу вычислят, а с заказчиком непременно нужно связь держать. Я не стал убивать девушку, зачем? Решил привезти ее на остров.

Арсен задумчиво перебирал пожелтевшие от времени бумаги.

– Ты не узнал, чей это телефон? – спросил он.

– Узнавать не стал, но и без того ясно, – Еспер недобро ухмыльнулся, привычно показав десны, – когда муж сбежал от жены с бабой, кто будет эту бабу заказывать? Да еще так, чтобы мужу самому ничего не повредить, а все выглядело, как несчастный случай?

– Даже так? – удивился Арсен.

– Именно. Только жена будет так о муже заботиться.

– Наверное, ты прав, папа. А что потом стало с этим мужчиной, ты сумел узнать?

– Тут и уметь не надо было, Эгина – место тихое, там никогда ничего не случается, так что полгода об этом случае только и говорили. Поначалу спасатели и полиция тело у ближних островов искали – думали, течение куда-нибудь прибьет. Не нашли. А потом вдруг выплыло, что она была беременна. Случайно – она как-то раз с одной женщиной на пляже болтала, ну и поделилась радостью.  А женщина неожиданно вспомнила и рассказала полиции. Тут его самого заподозрили – решили, он что-то с ней сделал. Арестовали было, но тут из Нью-Йорка его жена примчалась с адвокатами. Короче, сумели его вытащить и увезли. Так что вернулся он в сладкие объятия своей жены.

– А… труп американца нашли? – спросил Арсен, слушавший теперь отца с жадным интересом.

– Твой отец не дурак и следов не оставляет. В море места много, если все правильно сделать, никогда никого не найдут.

– Скажи, папа, – Арсен слегка поколебался, – ты ведь почти все знал, знал, как найти ту женщину – жену любовника Дины. Тебе никогда не приходило в голову с ней связаться и потребовать у нее денег?

Лицо Еспера выразило отвращение.

– Сынок, твоему отцу приходилось заниматься контрабандой, обдирать честных торговцев, как липку, и даже убивать. Но шантажистом я никогда не был.

Арсен расхохотался. Смеялся он долго, и отец зараженный весельем, тоже стал смеяться.

– Вижу, папа, у тебя есть кодекс, это хорошо. Ладно, у тебя уже глаза слипаются, ложись спать. Возьму все эти бумажки, еще раз внимательно просмотрю. Ты не возражаешь? – поднявшись, Арсен аккуратно уложил все документы в папку.

– Ладно, только не потеряй, – вяло ответил Еспер.

У него, как всегда после приема спиртного, возбуждение сменилось усталостью, ему хотелось поскорее лечь. Сын довел его до кровати, уже выходя из спальни, неожиданно остановился и спросил:

– Папа, ты не знаешь, что стало с девчонкой Дины? Жива она?

– Не знаю, – сонно пробормотал отец, – вряд ли выжила.

***

Лицензия адвоката по международному праву и обширные связи позволили Арсену Левентису  довольно быстро получить интересующую его информацию.

Вацлав Нова, чех по происхождению, ученый вирусолог, гражданин США. Женат.

Жена – Патриция Нова, урожденная Лесли, дочь миллиардера Мартина Лесли, владелица немалого состояния, доставшегося ей в наследство от матери.

Дети супругов, Дэвид и Энн Нова, имеют в своем распоряжении сто тысяч годового дохода.

Арсен предположил было, что сам Лесли мог нанять убийцу, но сразу же отмел эту мысль – чеки Остину выписывала Патриция Нова, номер телефона, по которому Остин заказывал из Афин разговор с Нью-Йорком, был зарегистрирован на ее имя. Принимал ли старик в этом хоть какое-то участие? Вряд ли, он известен своей респектабельностью. Решиться на подобное и связаться с отпетым преступником могла лишь обезумевшая от отчаяния женщина, а старый Лесли, знай о том, что задумала его дорогая дочь, наверняка остановил бы ее.

Что ж, теперь Арсен имел кое-какую информацию, и ему следовало подумать, как лучше ее использовать. Он сделал копии всех бумаг и спрятал их вместе с подлинниками в сейф.

Глава четвертая. Год 2018.  Нити интриг

 Более четверти века прошло с тех пор, как Патриция с командой адвокатов бросилась в Грецию на выручку сбежавшего мужа, подозреваемого в убийстве любовницы, и привезла его обратно. Вняв, мольбам дочери, Мартин повел себя с зятем так, словно не было этого побега, не было прошения об отставке, не было безумных метаний и слез Патриции.

Вацлав продолжил работать в фармацевтической компании. Однако после его возвращения Мартин перестал бывать в доме Патриции – прежняя неприязнь к зятю многократно увеличилась. Внуков тоже привозили к нему все реже и реже, тем не менее, он внимательно следил за тем, как они растут, учатся и чем интересуются.

Дэвид одно время с головой ушел в фотодело и даже прослушал в университете специальный курс, но потом неожиданно все забросил и увлекся живописью. Особого таланта он не имел, однако ему нравилась богемная жизнь людей искусства. Дед, получавший о нем стороной всю информацию, поначалу огорчался, потом махнул рукой – главное, что не употребляет наркотики и не увлекается азартными играми. Пусть тусуется с такими же, как он, горе-художниками и тешит себя надеждой стать вторым Пабло Пикассо. Даже если его картины продаваться не будут, с голоду он не умрет – каждый из детей Патриции имел сто тысяч годового дохода.

Разочаровавшись в Дэвиде, Мартин обратил все свои надежды на внучку. Энн Нова любила бурлящий мир бизнеса, и Мартин со временем пришел к выводу, что именно она после его смерти встанет во главе созданной им с нуля корпорации. Энн еще училась в колледже, когда дед сказал ей:

– У тебя светлая голова Энни, учись и уже начинай приобщаться к делам.

Энн училась и работала, обсуждала с дедом финансовые вопросы, неизменно восхищая его логикой мышления, а вскоре после окончания университета предложила Совету Директоров собственный проект более эффективного управления средствами крупных инвесторов.

– Разделить инвестиционный фонд на паевой и хедж фонд, но последний вывести в оффшор, репутация нашей компании это позволяет. Таким образом, для инвестиций свыше ста тысяч долларов нормативное регулирование будет неограниченно, а в случае успеха на первоначальном этапе мы привлечем и солидных зарубежных инвесторов.

Совет Директоров предложение принял, члены его большинством голосов утвердили кандидатуру Энн на должность управляющего вновь образованного хедж фонда. Сам Мартин во время голосования воздержался – не был уверен, хватит ли у внучки опыта, чтобы обойти риски.  Однако время показало, что она успешно справляется с работой, уже за первый год прибыль превысила двадцать процентов. С тех пор росла ее уверенность в том, что выбранная ею стратегия была верной, поэтому она удивилась, когда дед пригласил ее в ресторан поужинать вдвоем и обсудить «некоторые неотложные вопросы» – так он обычно делал, когда хотел отругать ее за что-то, но не при всех.

После того, как официант, приняв заказ, с улыбкой наполнил их бокалы шампанским и удалился, Энн нетерпеливо спросила:

– Ну, дедушка, сразу говори, какие ты имеешь претензии к моей работе.

Мартин слегка поднял брови.

– Дорогая, у меня нет никаких претензий, ты прекрасно работаешь. Я хотел поговорить с тобой о твоем приятеле Каннингаме. Мне это не очень приятно, но я должен поставить тебя в известность.

Лицо Энн окаменело. С Эндрю Каннингамом ее полгода назад познакомил брат – она тогда была не в настроении после расставания с очередным бой-френдом, и Дэвид решил, что сестру следует немного развлечь. По смущенному виду деда она поняла, что случилось нечто неприятное.

– Я слушаю, дедушка, говори.

– Во время корпоратива, который устроила твоя мать в честь дня рождения твоего отца, Каннингам познакомился с одной из лаборанток вирусологического отдела, Маршей Грей.

– Помню, – кивнула Энн, – они потанцевали, потом немного посидели и поболтали. Эндрю позже мне говорил, что никогда не видел таких забавных простушек, и его изрядно повеселили ее рассказы о лошадях, которые разводит ее семья в Техасе.

– После этого Эндрю пару раз, словно случайно, с ней сталкивался, приглашал вместе выпить кофе. Во время их последней встречи он откровенно предложил Марше за вознаграждение сделать копии последних протоколов синтеза белковых молекул.

Энн почувствовала, что бледнеет. Она знала, что часть проекта, над которым работает ее отец, связана с секретными технологиями синтеза белковых молекул.

 – Эндрю? – голос у нее сорвался.

Мартин сочувственно кивнул.

– Да. Марша так растерялась, что не сразу смогла ответить. Но она умная девушка, хотя и производит впечатление простушки. Она хочет получить степень бакалавра и продолжить работу в нашей компании, поэтому меньше всего ей нужны неприятности. Она тут же сообразила, что лучше сделать – перед Каннингамом изобразила неуверенность, обещала подумать, а сама обратилась в службу безопасности. С ее помощью Каннингаму подстроили ловушку. Сегодня утром мышеловка захлопнулась. Прости, что тебе ничего не сообщили заранее, но  наша  служба безопасности, сочла, что так будет лучше.

– Понятно, – она откашлялась, – сегодня утром Эндрю отправил мне сообщение, что ему придется на неопределенное время отлучиться по делам. Его арестовали?

Мартин покачал головой.

– Нет. Скандал никому не нужен, ведь в этом случае  будет упомянуто твое имя.

– Да, понимаю. И что же с ним сделали?

– Он сообщил Логану под запись, кто его нанял, подписал письменное признание и был отпущен. Думаю, ты вряд ли когда-нибудь еще его увидишь, – Мартин внимательно вгляделся в застывшее лицо внучки, – ты сильно огорчена?

Энн пожала плечами. Если честно, ни к кому из своих бой-френдов, включая Каннингама, она особых чувств не питала – просто считала, что у женщины в ее возрасте должен быть партнер. Для совместного отдыха, секса, посещения светских мероприятий. Конечно, такой человек должен во всех отношениях ей подходить и быть достаточно привлекателен. Большего от них не требовалось. Вечной любовью ее жизни был друг детства Майкл Роджерс, но Майкл ее не хотел. На признание, сделанное ею в семнадцатилетнем возрасте, он ответил шуткой:

«Ты еще слишком молода, Энни, подрасти немного, потом поговорим о серьезных вещах»

Повзрослев, Энн стала лучше разбираться в человеческих отношениях и с горечью заподозрила, что, скорей всего, не привлекает Майкла, как женщина. Чувство собственного достоинства не позволило ей проверить это подозрение, сделав еще одну попытку поговорить с ним о своих чувствах. Со временем Энн смирилась. Каждый из них, и она, и Майкл, был увлечен своей работой, Энн расставалась с приятелями, заводила новых, знала, что и Майкл не ведет монашескую жизнь. Она полагала, что Майкл давным-давно забыл о ее детском признании, но сама помнила каждое сказанное им тогда слово, и от этого ей до сих пор становилось невыносимо горько. Что же касается остальных мужчин в ее жизни, она придерживалась принципа «сегодня есть, завтра нет». Однако, вполне естественно, что сообщение деда вызвало у нее крайне неприятное чувство.

– Я огорчена, дедушка, – ответила она Мартину, – но не тем, что Каннингам сбежал, а тем, что ситуация для меня сложилась очень неловкая. Полгода я встречалась с человеком и не смогла понять, что он из себя представляет.

– Не ты одна, – успокоил он, – тут больше вина службы безопасности, им следовало копнуть глубже. Еще тогда, когда он только начал бывать у Дэвида. Ладно, об этом все. Расскажи теперь, как дела у молодого Роджерса, понравился ему Мельбурн? – голос Мартина смягчился, Майкла Роджерса он любил с детства.

– Кажется, – сухо ответила Энн, – мы еще не виделись после его приезда.

Они не виделись, но фотографии на страничке Майкла в Фейсбуке каждый раз портили ей настроение. Майкл и смеющаяся девушка на фоне казначейства штата Виктория с золотыми львами у входа. Майкл и эта девушка под вывеской «Рынок королевы Виктории». Они же на мосту через реку Ярру, они же у собора Святого Павла…

В первый раз увидев эти фотографии, Энн не сразу осознала, что так сильно ее расстроило – ну, расслабился человек в Мельбурне с какой-то девицей, что тут особенного? У Майкла постоянно была какая-нибудь подружка. Потом она вдруг поняла: никогда еще у него не было такого счастливого лица, такого сияющего взгляда.

***

Самолет исчез с экрана радаров в полдень. Спустя час Делия Доркас позвонила Дине в состоянии близком к истерике.

– Дина, не знаю, что делать, папа с мамой летят этим рейсом.

Дина тоже встревожилась. Внеся в компьютер вес морской свинки, которую только что взвесила, она отправилась к Адамс.

– Мелани, мне нужно отлучиться. Что-то случилось с самолетом, на котором должны прилететь Оливер с Сарой, Делия звонила.

Доктор Адамс тоже встревожилась.

– Конечно, Дина. Не нервничай, нужно надеяться на лучшее.

Увы, надежды Мелани Адамс не сбылись, к вечеру было официально объявлено о крушении самолета и гибели всех находившихся на борту пассажиров. Делия билась в истерике, успокаивающее на нее не действовало.

– Ди, дорогая, нельзя так, нельзя, – умоляла ее Дина.

Сама измученная, она не знала, что еще сказать. Никто еще не знал, что Оливер и Сара летели этим рейсом, нужно было сообщить об их гибели друзьям и живущей в Брайтоне тетушке Еве Кингсли, сестре Эмили, но не было сил. Позвонила Мелани Адамс, но поговорить с ней Дина не смогла, поскольку Делия, уже начавшая было успокаиваться под действием таблеток, внезапно подскочила и стала биться головой о стену с криком:

– Мама, папа! Нет!

Бросив телефон, Дина схватила ее за плечи и дала пару пощечин.

– Прекрати сейчас же! Думаешь, мне легче? Оливер мой брат.

Неожиданно Делия успокоилась и уставилась на Дину недобрым взглядом прищуренных глаз.

– Они мои папа и мама, а тебе они никто! Ты только притворяешься, что переживаешь. Ты всегда притворялась, потому что ты чужая. Чужая, чужая!

Ей, казалось, стало легче, когда она выпалила все эти злые слова. Дина вздрогнула, как от удара, но постаралась взять себя в руки.

– Ты неправа, Ди, мне также горько, как и тебе. Мама, Оливер, Сара и ты – моя семья, другой у меня нет, потому что мои родные родители давно погибли.

– Погибли они, как же! – злорадно закричала Делия. – Я все про тебя знаю, подслушала, когда Ингрид рассказывала тетушке Еве – в тот раз, когда они приезжали на похороны бабушки Эмили. Тебя привезли сюда из Афин. Когда твоя мать забеременела, твой отец нанял человека ее убить. Она сбежала, пряталась на каком-то острове, но потом умерла. А ты бегала грязная, оборванная и воровала деньги. Бабушка Эмили пожалела тебя, удочерила и привезла в Австралию. И потом все всегда носились с тобой, как с королевой, постоянно твердили: посмотри, как Дина хорошо учится, посмотри, как она хорошо себя ведет, бери пример с Дины. Надоело! Как же – пример! Грязная воровка! Ненавижу!

Она продолжала кричать, но все тише – сказывалось действие таблеток. Речь стала путанной, и, наконец, голова Делии упала на подушку, глаза ее закрылись. Она уснула, а Дина продолжала сидеть неподвижно. Потом, справившись с охватившим ее оцепенением,  вновь взяла телефон и разослала всем сообщения о гибели Оливера и Сары Доркас.

***

Гарри Роджерс слушал сына с некоторым недоумением.

– Ты прав, – сказал он, когда Майкл закончил, – в твоем возрасте пора остепениться и создать семью. Однако вы с этой девушкой, Диной, всего год, как познакомились. Даже меньше, наверное, – когда ты прошлой весной был на симпозиуме в Мельбурне. Ты ее даже не знаешь.

– Почему же не знаю? Мы все время общались в скайпе, месяц назад я летал к ней в Мельбурн.

– И вы провели вместе только два дня! Сейчас люди годами живут вместе прежде, чем вступить в брак. К чему такая спешка? 

– Ну, папа, – беспечно возразил Майкл, – ты же знаешь, я не люблю делать, как все.

Роджерс старший испустил тяжелый вздох.

– Спасибо, что хотя бы поставил меня в известность.

Лицо Майкла стало виноватым.

– Прости, папа, я не должен был так дурачиться. Дина… Знаешь, когда мы только познакомились, меня словно током ударило. Никто и никогда не был мне так близок. И она ко мне почувствовала то же самое. Мы бы, может, не стали спешить, но месяц назад у нее в семье произошла трагедия – погибли в авиакатастрофе брат и его жена. С племянницей отношения сложные, других родных у нее нет. Я полетел к ней, когда узнал о несчастье, видел, как ей тяжело. В общем, мы решили пожениться. Я должен был возвращаться в Нью-Йорк, она осталась – закончить свои дела.

– Чем она занимается?

– Дина имеет степень магистра биологии, работала ассистентом у доктора Адамс. Собиралась продолжить обучение по докторской программе в Сиднее. Теперь, думаю, если она захочет, то сможет сделать это в Нью-Йорке.

– Гм. У нее есть средства?

– Мать оставила ей кое-что, – уклончиво ответил Майкл, – я не особо интересовался.

Отец пожал плечами и поднялся.

– Что ж, раз ты уже все решил, то мне остается лишь, как говорили в старину, благословить. Желаю тебе счастья.

Вскочив, Майкл бросился к отцу и крепко его обнял.

– Спасибо, папа, ты лучший на свете отец!

– Ну-ну, – высвобождаясь из объятий сына, проворчал Гарри, – и когда должно свершиться сие великое событие?

– Послезавтра лечу в Лас Вегас, Дина прилетит туда из Мельбурна. Там мы зарегистрируем наш брак, и твой сын вернется к тебе женатым человеком.

***

Перед отъездом из Мельбурна Дина все же решила зайти к Делии и попрощаться. Они не общались несколько месяцев – получив известие о гибели Оливера и Сары, из Хобарта прилетела тетушка Ева, сестра покойной Эмили, и осталась с Делией, так что за племянницу Дина была спокойна. Видеть ее после их последнего разговора Дине не хотелось, но просто так уехать тоже было нельзя.

Несмотря на ее опасения, встретили ее Делия и тетушка Ева очень дружелюбно. Выпили чаю, потом Делия увела Дину в свою комнату.

– Ты меня прости, – сказала она,  отводя глаза,  – я тебе наговорила… тогда. Я не должна была этого говорить.

– Ну что ты, – Дина тоже старалась на нее не смотреть, – я понимаю, ты была в отчаянии. И не сержусь.

Дина неожиданно вспомнила, что так однажды было у них в детстве – девятилетняя Делия разозлилась из-за чего-то и сломала диск, на котором у Дины был учебный материал. Дине тогда было четырнадцать, она училась в колледже и не смогла из-за этого написать реферат. Они долго не разговаривали, потом мама Эмили велела им помириться. И они вот также сидели в этой комнате напротив друг друга и молчали. А потом вошла мама Эмили, пошутила:

«Вы еще не пришли к консенсусу?»

Им стало смешно, и они бросились друг к другу в объятия. Но теперь они уже не были детьми, и мамы Эмили тоже больше не было на свете, поэтому молчание затянулось. Дина решила, что ей пора уходить и собиралась подняться, но Далия неожиданно сказала:

– Я тут разбирала мамины вещи, нашла это, – она выдвинула ящик и вытащила небольшой предмет, завернутый в бумагу.

Дина развернула – потемневшая серебряная безделушка, напоминавшая сердечко, на бумаге полустершаяся надпись: «Почистить. Дина. Мать»

– Что это?

– Думаю, это бабушка носила и дала маме перед смертью. Для тебя. Мама думала почистить и отдать тебе, но не успела.

Дина в недоумении вертела сердечко.

– Мама никогда не носила подобных вещей. Она вообще терпеть не могла бижутерию, носила только обручальное кольцо.

– Ну, не знаю, – Делия пожала плечами, – мы же не знаем, какая она была в молодости. Написано «Дина», значит, твое. Может, это у бабушки был какой-то амулет. На счастье. Иногда такие носят. Ты выходишь замуж, тебе счастье пригодится. Бери. И не сердись на меня, ладно?

Поколебавшись, Дина сунула сердечко в кармашек джинсов и весь следующий вечер чистила ажурную безделушку, ругая себя при этом за напрасную трату времени – до отъезда оставалось два дня, а еще нужно было переделать кучу дел. Отчищенное от черноты сердечко выглядело очень мило. Утром Дина купила тоненькую цепочку, продела в петельку и повесила амулет на шею.

***

За последний год Арсен Левентис получил всю информацию, какую хотел, и обдумал план своих действий до мельчайших подробностей, в том числе и сценарий беседы с Патрицией Нова. Как юрист, он прекрасно знал, что ни в одной стране, включая США, уголовное законодательство шантаж не приветствует, поэтому с его стороны это ни в коем случае не должно было выглядеть шантажом.

«Вам знакомо имя некоего Дика Остина? Когда-то его усиленно искали за множество совершенных им преступлений, но ему каким-то образом удалось получить документы на имя  сотрудника вашей фармацевтической фирмы Кларка и беспрепятственно вылететь в Грецию. Мне известно, что по поручению одной дамы он должен был убрать там любовницу ее мужа. Есть выписанные ею чеки на его имя. Очевидно, эта дама и помогла ему покинуть страну по фальшивым документам, как вы думаете?

 Откуда мне все это известно? От свидетеля – человека, который был нанят Остином, чтобы помочь расправиться с женщиной. Правда, выполнить задание брошенной жены Остин не успел – поссорился с нанятым им человеком, и тот его… скажем, убрал. После этого в его руки и попало все – чеки, поддельные документы и даже квитанция за оплату телефонных разговоров с дамой-заказчицей. С номером ее телефона, разумеется. Тогда ведь мобильных средств связи еще не было, в случае необходимости экстренно связаться люди заказывали телефонные разговоры. Очень неудобно, знаете ли.

Этот человек жив и готов выступить свидетелем – за давностью срока преступления наказание ему не грозит.

Чего я теперь хочу? Видите ли, та несчастная женщина, любовница, осталась жива после покушения, но лишилась рассудка. Живет, бедняжка, среди чужих людей, не зная, кто она такая, не помня ничего о своем прошлом. И мне хотелось бы оказать ей посильную материальную помощь»

Неоднократно мысленно репетируя сцену беседы с Патрицией Нова, Арсен довел ее до совершенства и остался доволен. Вряд ли дамочка захочет, чтобы подобные факты стали достоянием гласности, она предпочтет заплатить. Однако осторожность и осторожность – ту сумму, какую он хочет получить, из кармана не достанешь, а перевод средств на его счета не должен вызвать подозрений.

Чтобы застраховать себя от подобных неприятностей, Арсен предполагал прибегнуть к старому, как мир, средству – зарегистрировать благотворительную организацию, в которой числился бы директором. При таком раскладе он имел неограниченный доступ к средствам, поступающим на счет фонда от спонсоров. Счет, разумеется, следовало открыть где-нибудь в оффшорах – там, где финансовые организации особо не допускают правительства к информации о клиентах. На Каймановых островах, например. Там деньги, перечисленные Патрицией Нова, будут надежно укрыты. Но дальше что? Вытащить их на свет и пустить в дело будет не так-то легко.

Изучая биржевые сводки и отчеты маркетологов, он наткнулся на информацию о выведенном в оффшор хедж фонде корпорации Мартина Лесли. Фантастически высокая прибыль при минимальных рисках. Управляет фондом дочь Патриции, похоже, высококвалифицированный инвестор. И тут Арсен предусмотрел два варианта.

Первый. Его фиктивная благотворительная организация могла бы стать внешним инвестором хедж фонда, как юридическое лицо, и отрыть счет в его банке. Но это только в том случае, если стратегия хедж фонда в оффшорах это допускает. Тогда Патриции Нова осталось бы только перечислить на открытый им счет указанную ей сумму. Благотворительность всегда была в почете, и никаких подозрений относительно шантажа возникнуть не должно.

Второй. Если же работа ведется лишь с внутренними инвесторами, то Патриции придется инвестировать в хедж фонд, управляемый ее дочерью, а на счет его благотворительной организации будут перечисляться получаемые от инвестиций дивиденды.

Следующим его шагом было понять, что представляет собой эта дамочка – Патриция Нова. К ее дочери Энн Нова тоже не мешало приглядеться – как-никак, а придется вести дела (прямо или косвенно) с управляемым ею хедж фондом.  Поэтому в сентябре, сославшись на переутомление и взяв на полгода отпуск, Арсен Левентис вылетел в Нью-Йорк.

***

В детстве Энн Нова считала себя уродиной, поэтому твердо решила, что, став взрослой, сделает операцию и изменит свою внешность, а до тех пор можно немного исправить положение с помощью макияжа. Она научилась пользоваться косметикой еще до того, как ей исполнилось тринадцать, и с годами это получалось у нее все более искусно. После легких движений карандашей и кисточек в ее умелых руках близко посаженные маленькие глаза становились больше, удлиненные ресницы делали взгляд загадочным, румяна придавали круглому лицу видимость овала, пухлый рот приобретал изящные очертания.

Покончив с макияжем и уложив красиво остриженные волосы – так, чтобы они в легком беспорядке обрамляли голову, –  Энн перемещалась в гардеробную, где подбирала костюм и обувь в тон оттенкам выбранных ею на тот момент румян и теней для глаз. По окончании всех процедур из огромного трехстворчатого зеркала на нее смотрела элегантная незнакомка, милая и немного загадочная. Энн привыкла к ней, даже полюбила ее – настолько, что даже отказалась от мысли об операции. Утреннее превращение в незнакомку, занимающее примерно час времени, стало для нее чем-то вроде ритуала, помешать которому могло лишь нечто чрезвычайное. Например, жесточайшая депрессия, в которую иногда впадала Энн за последний год – после того, как оказалось, что Каннингам всего лишь использовал ее, чтобы добраться до своей цели.

Врач прописал ей таблетки, она носила их в сумочке, но избегала принимать – во-первых, боялась привыкания, во-вторых, от таблеток у нее хуже работала голова. Лучшим лекарством от всех душевных невзгод Энн Нова считала напряженную работу. Это помогло, какое-то время она чувствовала себя лучше, однако после того, как Майкл Роджерс женился, убив в ней последнюю надежду, вернулось оставшееся в далеком детстве чувство собственной некрасивости, ненужности ни одному мужчине.

В тот день она просидела до двух часов ночи, обдумывая возможные изменения стратегии и подсчитывая вероятные риски, но едва выключила компьютер, как тоска навалилась вновь, да такая, что уснуть до утра так и не удалось. Утром, привычно взявшись за косметический карандаш, Энн внезапно отшвырнула его прочь, надела закрывающие пол лица темные очки и, нацепив первый попавшийся под руку костюм, поплелась в офис.

Включив компьютер и погрузившись с головой в изучение биржевых сводок, она на время испытала облегчение, и остальной мир перестал для нее существовать. Звонок секретарши Колли Фостер нарушил течение ее мыслей, и Энн ответила, с трудом сдерживая раздражение:

– Слушаю, Колли, в чем дело?

От непривычно резкого тона своей начальницы Колли растерялась:

– Здесь Арсен Левентис по вопросу, связанному с инвестированием, ему назначено на одиннадцать. Мне отменить встречу?

Звучавший в голосе Колли испуг лишь усилил раздражение Энн.

– Разве я давала тебе указание отменить встречу? Или ты будешь решать за меня – когда и кого мне принять? Сейчас, – она взглянула на часы, – без пятнадцати одиннадцать. Через пятнадцать минут пусть войдет.

– Да, конечно.

Не выдержав, Энн полезла в сумочку и вытряхнула на ладонь одну таблетку – нужно принять, иначе она будет бросаться на людей, – потом щелкнула мышкой и просмотрела информацию о нынешнем посетителе. Арсен Левентис, Греческая республика, юрист по международному праву.

Энн немедленно представила себе упитанного грека средних лет с бегающими хитрыми глазками. Наверняка кто-то из инвесторов в оффшорах решил раньше срока отозвать инвестиции. За время существования их хедж фонда такое случалось дважды, и оба раза в связи со смертью инвестора – наследники предпочитали иное вложение средств. Энн не препятствовала этому (хотя по закону могла бы), и это лишь поддерживало репутацию фонда.

К тому времени, как Колли впустила Арсена в кабинет, таблетка уже начала действовать, и Энн, указав на кресло напротив себя, сказала довольно миролюбиво:

– Присаживайтесь, мистер Левентис. Я вас слушаю.

Пока он говорил, Энн внимательно его разглядывала и должна была признать, что Левентис совершенно не похож на созданный в ее воображении образ. Молод, элегантен, лицо худое и довольно красивое, взгляд орехового цвета глаз прямой и спокойный, даже скорее ласковый. Жаль, что его предложение для фонда неприемлемо, хотя и радует, что его дело никак не связано с отзывом инвестиций.

– Я понимаю, мисс Нова, что внутри США любой хедж фонд имеет право обслуживать лишь ограниченный круг инвесторов, – чуть наклонив вперед голову и обдавая Энн теплом своих глаз, говорил Арсен, – но в оффшорах упрощенные условия.  Наша благотворительная организация имеет множество спонсоров, и нам хотелось бы ту часть средств, которые не идут немедленно на нужды наших подопечных, выгодно инвестировать – с тем, чтобы доходы в будущем использовать для нужд тех же подопечных.

– Почему вы не выбрали паевой фонд? – удивилась Энн.

– Высокие риски. Мы не имеем право рисковать средствами, которые принадлежат не нам.

– Но почему именно наш хедж фонд? О нас очень мало информации в мире финансов.

Арсен обезоруживающе развел руками.

– Я внимательно слежу за делами в этом мире. Почему ваш фонд? Гибкая стратегия, минимальные риски, максимальная доходность. И – главное! – у вас прекрасная репутация, мисс Нова, вам можно доверять.

  Энн со вздохом покачала головой.

– Пока та стратегия, которой мы придерживаемся, не позволяет нам расширять круг внешних инвесторов, мистер Левентис. Мне очень жаль.

Лицо Арсена приняло выражение, говорящее, что он готов мужественно и безропотно перенести отказ.

– Я понимаю, мисс Нова. Если честно, я не надеялся на ваше согласие. Простите, что отнял у вас время.

Он поднялся, Энн тоже встала, пожимая ему руку, спросила:

– Чем занимается ваша благотворительная организация?

– О, много чем, – он задержал ее руку, – в основном мы помогаем взрослым и детям с психическими отклонениями. Не только организуем медицинскую помощь, но и помогаем некоторым из них найти близких. Вы не представляете, сколько на свете людей, забывших свое имя и ничего о себе не помнящих! Простите, я опять отнимаю у вас время. Мисс Нова, – ее рука была по-прежнему в руке Арсена, и она ее не отнимала, – вы не согласились бы сегодня со мной поужинать?

– Я… конечно, почему нет? Здесь за углом есть небольшой ресторанчик, в семь вечера, вас устроит, мистер Левентис?

– Арсен. Буду счастлив, мисс Нова.

– Энн. Хорошо, тогда в семь.

Лишь когда за ним закрылась дверь, Энн вдруг с ужасом вспомнила, что утром не наложила на лицо косметику. Придется ей уйти сегодня с работы немного раньше, чтобы до семи привести себя в порядок.

Арсен же, вернувшись к себе в отель, был чрезвычайно доволен. Он узнал, что хотел и подготовил почву. Патриция Нова, как член семьи, инвестирует в хедж фонд корпорации то, что обязана заплатить за свое преступление, и обеспечит его, Арсена Левентиса, доходом, позволяющим ему наслаждаться жизнью до конца своих дней. Однако интуиция подсказывала Арсену, что торопиться не следует – нынешнее знакомство с Энн Нова может существенно повысить его ставку в этой игре.  

Глава пятая. Год 2018. Серебряное сердечко и шантаж

День рождения Патриции Нова отмечали в банкетном зале принадлежащего корпорации развлекательного центра. Мартин Лесли намеревался заехать на короткое время, поздравить дочь и через полчаса распрощаться, сославшись на дела, – видеть ее мужа рядом с ней всегда было для него  неприятным испытанием, Патриция давно это поняла, поэтому никогда не пыталась его удержать.

Увидев отца, она пошла ему навстречу с радостным лицом, обняла, как в детстве прижалась лбом к его плечу, а когда отстранилась, в глазах ее стояли слезы.

– Папочка, любимый.

С близкого расстояния он приметил сеточку морщин у ее глаз, мелькнула мысль:

«Плохо сделали подтяжку. Или, может, возраст берет свое, и никуда от этого не деться. Моя маленькая Пат, кто бы мог подумать, что ей уже шестой десяток. И мне скоро восемьдесят, разве мог подумать, что доживу?»

Внезапно Мартину до боли стало жаль дочь, захотелось сделать ей приятное, обнимая ее за плечи, он подошел к стоявшему у стены зятю и протянул тому руку.

– Как дела, Вацлав?

Действительно, сколько можно таить обиду, терзать дочь и остальных? Прошло более четверти века, все эти годы Вацлав был примерным семьянином, Патриция до сих пор влюблена в мужа, достаточно видеть, как она на него смотрит. И какой радостью засветились ее глаза при виде рукопожатия отца и мужа!

Вацлав, слегка растерявшийся от неожиданности, смущенно улыбался, а Патриция, держа отца за руку и переводя сияющий взгляд с него на мужа, весело щебетала:

– Ты ведь сегодня никуда не торопишься, папочка, побудешь с нами подольше?

– Побуду, – добродушно усмехнулся Мартин, – позволю себе расслабиться и отдохнуть. А, вот и Гарри, – он протянул руку подошедшему к ним Гарри Роджерсу, – как дела, Гарри, где же ваши молодожены?

– Где-то здесь, – Роджерс старший поискал глазами в зале, но сына с невесткой не увидел, – Дэвид и Энн перехватили их где-то на полпути, знакомят с друзьями, молодежь налетела на них, как стая. Что делать, о нас, стариках, вспоминают в последнюю очередь.

– Папа, ты знаешь, что у Энн новый бой-френд?

– Да? – Мартин, словно удивляясь, чуть приподнял брови.

Разумеется, он знал – начальник его службы безопасности Логан немедленно навел справки об Арсене Левентисе, который не так давно появился в жизни его внучки. Гражданин Греческой республики, тридцать лет, специалист по международному праву, имеет степень магистра права. Недавно основал в Афинах благотворительный фонд с соучредителями Еспером Левентисом и Антонио Макрисом (один из старых приятелей Арсена, давно переехавший на остров Тира, занимающийся там торговлей и за небольшую плату согласившийся формально войти в число учредителей благотворительного фонда).

– Да, папа.  Очень симпатичный грек, они к нам на днях заходили.

 – А где прежний? Кажется, это был какой-то художник? – тон Мартина стал озабоченным. – Мне кажется, Энн слишком легко меняет свои привязанности.

Говоря это, он пристально следил за лицами дочери и зятя – известно им что-то о Каннингаме или нет? Марше было велено не говорить о Каннингаме никому, включая своего официального руководителя Вацлава Нова. Судя по спокойным лицам Вацлава и Патриции, она приказание выполнила. В ответ на слова отца Патриция беспечно махнула рукой.

– Кажется, они поссорились, и Энн дала ему отставку. Меня это не особо волнует, папа, потому что она очень спокойно ко всему этому относится, а для нас с Вацлавом главное, чтобы девочка была довольна. Да, дорогой? – она ласково погладила руку мужа, и тот с улыбкой кивнул:

– Конечно, милая. Вот за Дэви мы всегда тревожимся, он очень импульсивен, легко теряет голову. Словно ему пятнадцать лет, а не перевалило за тридцать. Я рад, что Майкл перерос этот этап в своем развитии и наконец-то решил создать семью. Кстати, где же он, наконец? Мне не терпится увидеть моего ученика и его жену.

– И мне тоже, – Мартин прислушался к донесшемуся из соседнего зала взрыву смеха, – но я вижу, молодежь о нас забыла, придется подождать, я пока присяду.

Он опустился на маленький двуместный диванчик у стены, и Патриция присела рядом с отцом. Вацлав и Гарри остались стоять, они перекинулись парой слов, с улыбкой прислушиваясь к веселью в соседнем зале.

– Кажется, мой сын что-то рассказывает, – заметил Вацлав, – временами я слышу его голос, но не могу разобрать, что он говорит.

– … и снится мне, что иду я по густому лесу, – вдохновенно говорил Дэвид, – и знаю, что, если не выберусь до полуночи, мне не спастись, потому что из окрестных болот выйдут призраки-людоеды. И вот где-то далеко-далеко церковные колокола отзвонили полночь. Я приготовился к смерти, но вдруг передо мной появилась прекрасная девушка с длинными распущенными волосами. Она взяла меня за руку, и мы взмыли ввысь. Я проснулся и немедленно начал писать картину. Лес, призраки, церковь вдали в отблесках лунного света. Все получилось, как там, во сне. Но никак не мог вспомнить девушку. Пока не увидел сегодня вас, Дина. Вы непременно должны мне позировать. Мы с вами полетим над землей, ваши волосы будут развеваться по ветру. Зачем вы их собрали узлом? Распустить, немедленно распустить! – он протянул руку к голове Дины, но Майкл чувствительно стукнул по ней ребром ладони.

– Эй, руки прочь от моей жены!

Все засмеялись, Дэвид, скорчив гримасу, потер ушибленное место.

– Варвар! Искалечил меня, лишил мир великого художника!

– Вам в любом случае не удалось бы изобразить мои волосы, – застенчиво возразила Дина, – на днях я собираюсь сделать стрижку.

– Нет!

Вопль, вырвавшийся из груди Дэвида, вновь заставил собравшуюся вокруг них компанию приятелей и приятельниц разразиться хохотом. Пока все смеялись, Арсен Левентис, стоявший рядом с Энн, незаметно разглядывал Дину.

«Странно, такое впечатление, что я ее где-то видел. Хотя не видел, это точно. Может, из-за имени Дина? У той Дины тоже были длинные волосы. Мне было лет девять или десять, когда она умерла, но я это хорошо запомнил»

Почувствовав взгляд Энн, он поспешно отвел глаза, но все же она что-то заподозрила и строго сказала брату:

– Дэви, хватит кривляться, ты ведь сам это придумал – подойти всем вместе к маме и спеть «Happy birthday». Вместо этого мы стоим здесь, и ты рассказываешь нам свои сны.

Дэвид сложил на груди руки, словно моля о прощении.

– Признаю и клянусь немедленно исправиться! Все за мной! Поздравлять маму!

Молодежь двинулась в банкетный зал. Майкл шел, обняв Дину за талию, глядя на них, Энн крепко прижала к себе локоть Арсена. Встав перед Патрицией, молодые нестройным хором запели поздравительную. Патриция, поднявшись им навстречу, захлопала в ладоши.

– Молодцы, спасибо, спасибо! А теперь еще одно поздравление. Майкл, где ты прячешься? Веди-ка к нам свою молодую жену. Шампанского!

Официанты немедленно подали шампанского. Бокалы разобрали с подносов, один из официантов остановился возле Вацлава, ожидая, пока тот возьмет бокал.

– Сэр?

– Да-да, – Вацлав стиснул тонкую ножку.

«Эта девушка… Кажется, меня начинают одолевать призраки, – он вытер рукой пот со лба, – наверное, я слишком много работаю»

– Ну, Майкл, поздравляю тебя и твою жену, – говорил Мартин, – желаю вам самого большого счастья, какое только может быть в жизни с такой очаровательной женой.

– Спасибо, сэр, – Майкл с улыбкой взглянул на заалевшую Дину, – вы правы, у меня самая очаровательная на свете жена.

Патриция, взяв мужа под руку, подошла с ним к молодоженам.

– И мы с мужем вас поздравляем. Вацлав, скажи тоже свое слово своему любимому ученику.

Он молчал, пристально глядя на Дину. Потом взгляд его опустился ниже и замер, упершись в висевшее у нее на шее серебряное сердечко, лицо его стало белым, как стена.

– Откуда это у вас?

Голос его был хриплым и натужным, веселившиеся прежде молодые люди испуганно притихли. Патриция и Майкл произнесли почти хором:

– Милый!

– Сэр!

– Молчать! – крикнул он. – Покажите мне медальон, юная леди, откуда он у вас?

Дина растерялась. Испуганная его резким тоном, она поспешно расстегнула цепочку и протянула ему сердечко.

– Это не медальон, вы ошибаетесь, сэр, посмотрите сами. Это просто кулон. Кажется, он принадлежал моей матери.

 Она смотрела на Вацлава, приходя все в большее и большее недоумение.

 «Э-ге-ге, – мысленно сказал себе Арсен, пристально следивший за происходящим, и придвинулся ближе к центру событий, – дело становится все более и более занятным. Мне кажется, я это сердечко тоже где-то видел»

Между тем, нажав на невидимый завиток, Вацлав открыл медальон. С крохотной фотографии, голова к голове, ему нежно улыбались двое влюбленных. В глазах у него помутилось, что-то бешено завращалось в мозгу, уходя в бесконечность. Теряя сознание, он судорожным движением закрыл медальон, выронил его и тяжело рухнул на пол. Арсен, бросившийся к нему вместе с остальными, улучил минутку, сделав вид, что споткнулся, поднял с полу серебряную безделушку и сунул в карман.

***

В интересах сохранения конфиденциальности на закрытом совещании правления «Интернекс фарма» ни записей, ни протоколов не велось – даже случайная утечка информации могла привести к непредсказуемым последствиям.

– Подведем краткие итоги того, что имеем на настоящий момент, – круглолицый человек в очках стукнул по одной из клавиш ноутбука и взглянул на экран, – после того, как наш источник информации иссяк, работа идет гораздо медленней. Последнее, что сообщил Джек Перкинс, это то, что в лаборатории Нова искусственным путем создают ДНК и РНК вирусы с агрессивными инфекционными свойствами – с целью определить оптимальные возможности белков молекул arbitrium. Однако, несмотря на все наши усилия, получить их протоколы нам не удалось, мы даже не знаем, на каком этапе находится сейчас работа.

Он умолк, его недовольный взгляд прошелся по присутствующим и выразительно уперся в высокого блондина с туго связанными на затылке волосами. Тот холодно возразил:

– Не думаю, что это следует ставить мне в упрек, сэр. Информация, сообщенная Перкинсом, позволила группе доктора Ридигера начать синтез белков молекул arbitrium. С Каннингамом сорвалось, признаю. Но время еще есть.

Первый оратор рассмеялся коротким неприятным смехом.

– Вы уверены, мистер Таусен? Мы можем потерять триллионы долларов, если не опередим Вацлава Нова. У доктора Ридигера работа застопорилась, он сообщил, что испытания препарата, полученного его лабораторией, закончились безуспешно.

Таусен пожал плечами:

– Что поделать, мне нужно время, чтобы внедрить к ним нового человека, при данных обстоятельствах…

До сих пор молчавший третий участник совещания резко его прервал:

– Необходимо найти их слабое звено, мистер Таусен. И как можно быстрей. Что вы для этого предпринимаете?

Именно он был здесь главным, поэтому Таусен немедленно сменил развязный тон на почтительный:

– Сэр, сейчас я анализирую ситуацию. В лаборатории Нова около двадцати сотрудников, но доступ к информации имеют лишь сам Нова, Майкл Роджерс и лаборантка Марша Грей. Мы очень рассчитывали на Грей, но она отказалась. Более того, сообщила в службу безопасности Лесли. К счастью, из-за связи Каннингама с внучкой Лесли они не захотели скандала, допросили его и отпустили. Он, конечно, со страху сообщил им все, что знал, но знал он немного. Может, они о чем-то и догадываются, но никаких улик, указывающих на нас, у них нет.

– И то хорошо, – язвительно усмехнулся первый оратор.

Главный остановил его взглядом – он справедливо полагал, что неприязненные отношения между членами одной команды не способствуют хорошей работе – и вновь посмотрел на Таусена.

– Что насчет Майкла Роджерса? Я слышал, он недавно женился, и из-за его жены с Нова что-то случилось во время празднования дня рождения его жены.

Таусен взглянул на него с недоумением.

– Не вижу, как это можно было бы использовать, сэр. Я очень внимательно изучил этот инцидент. Когда Роджерс представил молодую жену членам семьи Лесли и Нова, у нее на шее висела какая-то побрякушка, кажется, серебряный кулон. Нова неожиданно заволновался, потребовал показать ему кулон. Женщина сняла с шеи, передала ему, и тут он неожиданно потерял сознание. Естественно, возникла суматоха, послали за врачом, крик, шум. Врач ничего серьезного не нашел – переутомление, упадок сил.

– Вы узнали, что за побрякушка была у нее на шее?

– Никто и не запомнил. Не обращали внимания, пока Нова не начал шуметь. Потом, когда он уже пришел в себя, и все успокоились, стали искать, но нигде не нашли.  

– Постарайтесь узнать, может, где-то есть ее фотография с побрякушкой. Странно, Нова человек очень спокойный и выдержанный.  Есть ли еще какая-нибудь возможность подобраться к нему через его семью?

– Сейчас вряд ли, сэр. После того случая с Каннингамом служба безопасности Лесли все держит под контролем. Каждый сотрудник фармацевтической компании под наблюдением. У дочери сейчас вместо Каннингама появился новый бой-френд, какой-то греческий адвокат, так что приставить к ней нашего человека не получится.

– Продолжайте наблюдать и анализировать. Жду доклада.

***

 Осматривавший Вацлава доктор на первый взгляд не нашел у него никаких отклонений, отправил на обследование, но и оно ничего не выявило.

– Похоже, причиной обморока стали нервное истощение и плохой сон, – сказал он, прописал витамины, успокаивающее и полный отдых в течение хотя бы двух недель.

Однако Вацлав, несмотря на мольбы жены, уже спустя два дня отправился в лабораторию. Когда Мартин Лесли позвонил Патриции узнать о здоровье зятя – если уж налаживать отношения, то налаживать! – он услышал, что она плачет.

– Папочка, он себя просто убивает этой работой! Поговори с ним, прошу тебя. Как глава корпорации. Прикажи ему отдохнуть.

Более нелепой просьбы от дочери Мартин еще не слышал, у него невольно мелькнула мысль, что возрастные изменения сказываются на ее психике.

– Милая моя девочка, я никому ничего не могу приказать, но постараюсь сегодня выкроить время, чтобы заехать в лабораторию и поговорить с ним.

В царстве Вацлава ему бывать практически не приходилось, сотрудники, смущенные неожиданным приездом главы корпорации, притихли и разговаривали шепотом. Мартина провели в кабинет Вацлава, где тот что-то оживленно обсуждал с Майклом Роджерсом и совершенно не выглядел больным. К удивлению Мартина эти двое его приходу обрадовались.

– Сэр, – пожимая ему руку, весело проговорил Вацлав, – мы с Майклом сейчас как раз говорили о том, что у нас возникла неотложная необходимость к вам обратиться. А вы сами нанесли нам визит, словно услышали.

Здесь, у себя, он держался просто и раскованно, совсем не так, как на празднике Патриции, когда тесть смутил его, впервые за много лет подав ему руку. И Мартин не стал задавать ему глупых вопросов о здоровье, а спросил:

– Ну и что за необходимость?

– Идем, сэр.

Они с Майклом привели его в огромное помещение с высоким потолком, вытяжными шкафами, стоящими на столах многочисленными компьютерами, электронными микроскопами, прикрепленными повсюду манометрами, датчиками и стеклянными шкафами, напоминающими аквариумы. Остановившись возле одного из них, Нова кивнул Майклу.

– Сэр, – немного волнуясь, заговорил тот, – как вам известно, мы стремимся создать принципиально новый антивирусный препарат широкого спектра действия. Не буду засорять ваш мозг научными терминами, постараюсь говорить просто. Белки препарата как бы дают команду внедрившемуся в клетку вирусу, и тот сам себя ликвидирует. Вы ведь читали, наверное, мой доклад в открытом доступе.

– Читал, – кивнул Мартин, – и впечатлен. Мне, как и любому дилетанту, ваши белки представляются этакими маленькими солдатами.

Майкл невольно улыбнулся.

– Очень образно, сэр. Но, как всякому солдату, антивирусу необходимо участвовать в маневрах, чтобы обучиться военному искусству. В качестве противника для него мы синтезировали культуры некоторых опасных для человека вирусов. Причем, не просто синтезировали, а вывели агрессивные мутации, которых в природе не существует. Вот здесь, – он положил руку на один из стеклянных ящиков, – находятся синтетические ретровирусы, способные вызвать у человека ВИЧ и один из видов рака крови. Вот в этом ящике агрессивная мутация аденовируса, она вызовет тяжелую пневмонию. Здесь искусственно полученный коронавирус. У человека он обычно вызывает несильную простуду. Здесь мутация ортомиксовирусов, они у человека вызовут грипп, по своей тяжести превосходящий «испанку» двадцатых годов двадцатого века. В отличие от своих естественных собратьев, наши вирусы очень быстро мутируют и могут распространяться неординарным путем. Вирус ВИЧ, например, может передаваться от собеседника к собеседнику через дыхательные пути. Поэтому, помня случай с Джеком Перкинсом, мы просим вас, сэр, усилить охрану наших объектов.

При упоминании имени Перкинса Мартин Лесли недовольно поморщился.

– Но ведь в вашем здании подключена сигнализация, повсюду камеры видеонаблюдения. Разве этого недостаточно?

Майкл вопросительно взглянул на Вацлава. Тот ободряюще ему улыбнулся:

– Ты хорошо все сказал, Майкл, но, возможно, недостаточно напугал мистера Лесли, – он повернулся к тестю, – сэр, наблюдение за помещением, где хранятся культуры вирусов, должно вестись круглосуточно, непрерывно и, главное, с нескольких компьютеров. Это вопрос государственной безопасности. Нужна перестройка некоторых помещений и вытяжных систем. Это потребует затрат, но представьте, что случится, если один из этих ящиков случайно или по чьему-то злому умыслу будет поврежден?

Пожевав губами, Мартин со вздохом кивнул.

– Хорошо, ближе к концу дня я пришлю к вам архитектора и бухгалтера, к завтрашнему дню мне должны быть представлены план помещений и смета расходов.

Он ушел, забыв, что обещал Патриции поговорить с зятем об отдыхе. Майкл торжествующе потер руки.

– Видите, сэр, сегодня у нас удачный день. Не хотите сделать перерыв и сходить на ланч? Или вы поедете домой?

– Нет, пойдем на ланч. Знаешь, Майкл, – он смутился и отвел глаза, – в тот раз я так напугал твою жену, что мне неловко. К тому же, из-за меня пропала та очаровательная вещица, которую она носила на шее. Мне хотелось бы извиниться.

– Что вы, сэр, Дина прекрасно понимает, что вы были нездоровы, а про тот кулончик, она и забыла. Дина всегда восхищалась и восхищается вами, считает вас великим ученым.

– Ну, уж великим! И все же я хотел бы повидать ее и убедиться, что она не держит на меня обиды.

– Если вам так хочется, сэр, я позвоню ей и приглашу на ланч вместе с нами. Она сейчас дома.

Дина обрадовалась приглашению. За столом она поначалу бросала на Вацлава испытующие взгляды, но он был так спокоен и весел, что она тоже успокоилась, в ответ на извинения Вацлава за пропавшее сердечко, махнула рукой:

– Что вы, сэр, все в порядке! Если честно, племянница дала мне его только за день до моего отъезда из Мельбурна, так что я к нему даже привыкнуть не успела.

– Но вы сказали, это принадлежало вашей матери, – возразил Вацлав, – я помню.

– Кулон был завернут в старую бумагу, написано что-то вроде «Дина. Мать». Поэтому мы с племянницей так решили. Но я на маме никогда его не видела, мама вообще подобных украшений не любила. И брата с женой уже не спросишь, Майкл говорил вам, наверное…

Голос ее задрожал. Майкл успокаивающе сжал ее руку, Вацлав сочувственно кивнул:

– Майкл сказал мне о случившемся несчастье, я глубоко вам сочувствую. Но только вы ошибаетесь, это не кулон, это медальон. Я его открыл перед тем… как мне стало нехорошо. У меня был похожий, я знал, как открыть.

– Медальон? – поразилась Дина, но Майкл подтвердил слова Вацлава:

– Я видел, сэр, вы его открыли, я стоял рядом. Только все произошло так быстро, вы потеряли сознание, всем стало не до того, а потом он пропал. Вы не помните, что-то было внутри?

– Успел увидеть фотографию женщины, – пристально глядя на Дину, ответил Вацлав, – мне показалось, они с Диной очень похожи. Наверное, этот медальон действительно принадлежал вашей матери, Дина.

Печально вздохнув, она покачала головой.

– Вы ошибаетесь, сэр, я не могла быть похожа на маму, я приемная.

– Вот как, – ему удалось сдержать участившееся дыхание, – я не знал. Может, медальон принадлежал вашей биологической матери? Вам известно что-нибудь о ваших биологических родителях?

– Ничего. Меня удочерили в пять лет, до этого я себя не помню.

– Странно, в пять лет ребенок уже многое помнит.

– Сэр, – поспешно вмешался Майкл, бросив тревожный взгляд на жену, – прошу вас простить меня, но мы стараемся об этом не говорить.

– Я не знал этого, – лицо Вацлава стало виноватым, – простите мое любопытство, Дина, не сердитесь. На меня очень подействовала та фотография. Вы так похожи.

Дина успокаивающе погладила мужа по плечу и улыбнулась Вацлаву.

– Я ничуть не сержусь, сэр, мне самой хотелось бы все выяснить. Если та женщина на фотографии на меня действительно похожа… Или я на нее… Может, это действительно моя мать. Моя биологическая мать. Мне никогда ничего не рассказывали, я ничего не помню. Знаю только то, что мне рассказала недавно племянница Делия – она, оказывается, случайно подслушала разговор двух знакомых старух.

Майкл осторожно заметил:

– Делия была расстроена и взвинчена, когда рассказывала тебе все это. Могла придумать. Да и старушки любят фантазировать. Давай, прекратим этот разговор, ты слишком взволнованна.

Дина покачала головой:

– Нет, Майкл, меня саму заинтересовала эта фотография, я пытаюсь понять. Ведь я держала это сердечко в руках и даже не знала, что оно в себе хранит. А насчет Делии… Да, она вспыльчива, несдержанна, иногда груба, но она никогда не лжет. Да и Ингрид, хоть и стара, но в своем уме. И она ведь была с нашими в Греции, когда меня нашли.

– В Греции, – чувствуя, что бледнеет, ничего не выражающим голосом повторил Вацлав, – почему в Греции?

– Оказывается, я до пяти лет попрошайничала и лазила по карманам в афинском порту. Там меня и нашли. Оливер с Сарой пытались отыскать моих родителей, тогда, наверное, к ним и попало это сердечко. Да, конечно, теперь я поняла – именно тогда.

– Значит, они что-то узнали? – голос Вацлава дрогнул. – О ваших родителях? Что сказала ваша племянница Делия?

Дина взглянула на Майкла, и он ответил ей столь же коротким взглядом.

– Узнали, – уклончиво ответила она, – моя мать умерла. Тогда мама удочерила меня и привезла в Австралию.

Вацлав на миг закрыл глаза.

– Умерла, – голос его прозвучал глухо, – да, конечно. Будь она жива, разве позволила бы своему ребенку нищенствовать в порту! А… ваш отец?

– Возможно, жив.

Тон ее стал холоден, но Вацлав не обратил на это внимание. Чуть наклонившись вперед, чувствуя, что от биения сердца грудь вот-вот разорвется, он сказал:

– Я могу помочь вам отыскать его.

Дина высокомерно вскинула голову.

– Не испытываю ни малейшего желания его искать. Ни говорить, ни думать о нем не хочу!

Ошеломленный презрением, прозвучавшим в ее голосе, Вацлав растерянно на нее смотрел.

– Почему, Дина? Что плохого вам сделал ваш отец?

– Мне? Ничего, я его даже не знаю. И знать не хочу!

– Дина, успокойся, – Майкл крепко сжал ее руку, но она уже не в силах была справиться с переполнявшей ее горечью.

–  Когда моя мать забеременела, отец нанял убийцу. Чтобы избавиться – от нее и от меня. Правда, ей удалось сбежать и родить меня, но потом она все равно умерла. Не знаю, как все было, Делии не удалось до конца подслушать, – из груди ее вырвался короткий смешок, и она, взяв себя в руки, уже более спокойно сказала Вацлаву: – Видите, сэр, сколько всего о себе я узнала за короткое время! Воровка, попрошайка, теперь еще фотография в пропавшем медальоне. Да еще, ко всему прочему, ношу в себе гены убийцы.

– Последнее мне в вас нравится больше всего, мадам, – галантно заметил Майкл, отнял у жены салфетку, которую та нервно комкала, и поцеловал тонкие пальчики, – не нужно так волноваться, родная, – тон его стал нежным, – это все в прошлом. Давай, на сегодня покончим с рассказами.

Она с благодарной улыбкой взглянула на него полными слез глазами, кивнула и повернулась к Вацлаву.

– Простите мое волнение, сэр, наверное, мне не стоило всего этого вам говорить.

Он молчал, не зная, что ответить.

***

Арсену не хотелось ломать серебряное сердечко, поэтому он обошел несколько ювелирных магазинов, повторяя одно и то же:

 – Медальон принадлежал моей матери. Я хорошо помню, как отец открывал его, там фото родителей. Но после их гибели мы так и не смогли его открыть. Я готов заплатить за эту работу назначенную вами цену.

В конце концов, ему удалось отыскать ювелира, согласившегося взяться за работу. Поначалу тот какое-то время рассматривал медальон в лупу, потом сказал:

– Антикварная вещица, похожую я видел. Попробую. Однако цепочка и сам медальон приобретены в разное время, да и сделаны из разных металлов. Цепочка не серебряная, она изготовлена из дешевого сплава.

Арсен немедленно нашелся:

– Медальон носила моя сестра, наверное, она и купила эту цепочку. Недавно она скончалась от острого лейкоза, бедняжка, я нашел это, когда разбирал ее вещи. Многое пришлось выбросить, но это память, понимаете.

– Соболезную вашей утрате, сэр, – ювелир еще раз оглядел сердечко, отыскал, наконец, нужный завиток и открыл медальон, – у вас были красивые родители, сэр, – глядя на фотографию, сочувственно сказал он, – запомните, где нужно нажимать, чтобы открыть, жаль будет, если сломаете такую прелестную вещицу.

На радостях Арсен дал ему сто долларов, но честный ювелир с сомнением покачал головой:

– Это слишком много за такую мелкую работу, сэр. Если хотите, я могу предложить вам другую цепочку, серебряную. Металлы для ювелирных изделий нужно правильно подбирать, сэр.

Удобно устроившись за столиком в небольшом баре за углом, Арсен заказал себе пива и стал внимательно изучать лица на крошечной фотографии.

«Мужчина – Нова, хоть и моложе, нет сомнений. А женщина… я не очень хорошо помню Дину, но эта женщина очень похожа на жену молодого Роджерса. Недаром Нова так разволновался, когда увидел ее и медальон у нее на шее. Потому и грохнулся в обморок, когда глянул на фото, – привет из прошлого, так сказать. Может, девчонка Дины не умерла, как думает отец? И возраст подходит, и имя. Однако жена Роджерса австралийка, как она могла попасть из Греции в Австралию?»

Он взглянул на часы и подсчитал, который час в Европе. Как раз было время, когда Еспер возвращался домой и садился смотреть по телевизору спортивные новости. Арсен решил, что новости подождут, и набрал номер отцовского телефона – из этого бара можно было говорить спокойно, вряд ли кто-то здесь понимал по-гречески.

– Папа? Знаю, знаю, тебе не терпится посмотреть, как Ксанти забьет гол Ковале, но у меня к тебе важное дело. У тебя есть возможность неплохо заработать. Для начала пару тысяч баксов, плюс компенсация расходов. Может, удастся и больше.

– Уехал, ни слуху, ни духу, а теперь ему папа понадобился, – для порядка проворчал Еспер, однако предложение его явно заинтересовало, – и что нужно делать?

– Полетишь в Афины, поищешь там людей с нашего острова. Может, кто-то знает, что случилось с девчонкой Дины.

Еспер немного помолчал, потом с подозрением спросил:

– Зачем тебе?

– Встретил тут случайно одного типа из провинции, – без запинки вдохновенно солгал Арсен, предусмотревший подобный вопрос, – мы разговорились, и вдруг я случайно узнаю, что он родственник Дины. Она ведь уехала в Нью-Йорк откуда-то из Техаса, в последний раз сообщила, что в Афинах, а потом пропала. Они ее долго пытались найти, теперь, конечно, уже махнули рукой – как-никак больше четверти века прошло. И вдруг я говорю, что, кажется, в детстве ее встречал. Не сказал, что она умерла. В общем, за прошедшие годы ее семья нажила солидное состояние и они готовы заплатить за любую информацию. Если девчонка жива, ты сорвешь с этих лохов солидный куш.

Еспер не всему в этом рассказе поверил – он слишком хорошо знал своего сына. Однако жадность пересилила в нем нежелание ворошить прошлое.

– Хорошо, – помолчав, ответил он, – но деньги вперед.

– Конечно, папа, – обрадовано воскликнул Арсен, – сегодня же получишь. Но только поторопись.

В эту ночь, обнимая Энн, он говорил:

– Милая, можно тебя попросить об одном одолжении?

– Попроси, – тая под его ласками, промурлыкала она.

– Не уродуй себя больше этой косметикой, я так хочу видеть тебя такой, какой ты предстала предо мной в день нашей первой встречи. Ты была так красива!

Арсен Левентис недаром имел диплом адвоката, он прекрасно владел даром слова и умел подбирать слова, доходящие до глубины души. Энн судорожно вздохнула.

– Ты смеешься надо мной, когда называешь красивой?

– Не пойму, почему ты так решила, – он прижал к губам ее ладонь, – родная, ты, наверное, придумала себе какой-то абстрактный идеал красоты и стремишься на него походить. Поверь, мне не нравятся греческие богини, я сам из их страны, поверь, они мне приелись. Я не хочу богиню, я хочу женщину. Я люблю твое лицо, твои глаза, твою кожу. Мне не хочется смотреть на незнакомку, какой ты становишься, когда раскрашиваешь себя всеми цветами радуги.

Энн прижалась щекой к его плечу.

– Ты умеешь сказать, выходец из страны богинь, – с легкой иронией в голосе ответила она, – но я деловая женщина, мой бизнес требует, чтобы я выглядела приятной и элегантной для всех своих партнеров, а не только для тебя.

Арсен тихо засмеялся.

– Милая, неужели ты действительно думаешь, что у людей есть критерии того, что ты называешь приятным и элегантным? Они всегда повторяют чужое мнение. Так пусть это мнение будет твоим, а не чьим-то еще. Главное, чтобы ты сама себя чувствовала богиней, тогда и остальные будут считать тебя богиней.

– В этом что-то есть, – призналась Энн, – я тебе действительно нравлюсь?

– Я сам себе удивляюсь. Знаешь, я никогда в жизни никого не ревновал, а в тот день – ну, когда ты привела меня на праздник твоей матери, – в тот день я чуть не сошел с ума, когда ты смотрела на Майкла Роджерса и его жену.

Вздрогнув, Энн слегка отодвинулась.

– Майкл Роджерс? Почему ты вдруг о нем заговорил?

– Я почувствовал, как ты вцепилась в мою руку, когда он обнял свою молодую жену. Он тебе нравится? Между вами было что-то серьезное?

Энн долго молчала.

– Между нами ничего никогда не было, – ответила она наконец, – но он мне действительно всегда нравился. С детства. А я ему нет. У него было много женщин, но меня он никогда не хотел. А с этой Диной вдруг так внезапно… Они ведь только недавно познакомились.  Сейчас я о нем уже не думаю, просто… когда я увидела его жену, как она красива… Мне на миг стало больно. Знаешь, они ведь зарегистрировали брак в Лас Вегасе. Быстро, без всяких проволочек, как обезумевшие от любви юнцы.

Крепко прижав ее к себе, Арсен нежно спросил:

– Это из-за Майкла Роджерса ты решила, что некрасива, да?

Она горько хмыкнула.

– Скорее, из-за зеркала.

– Милая, мужчина выбирает женщину не за красоту. Иногда люди встречаются и чувствуют, что они созданы друг для друга. Им так хорошо, что хочется провести вместе всю жизнь, и к чему тогда ждать? Так, наверное, и случилось с Майклом и его женой. Все остальное тут ни при чем. Хватит разговоров, иди ко мне.

Они занимались любовью горячо и долго. Когда оба, измученные, лежали, все еще обнимая друг друга, Энн со вздохом прошептала:

– Мне безумно хорошо с тобой. Любить тебя, слушать твой голос, верить твоим словам – тому, что я ничем не хуже твоих соотечественниц-богинь…

– Эй, погоди! – открыв глаза, возмутился Арсен. – Ты хочешь сказать, что я лгу?

– Я не это хочу сказать. Если ты и лжешь, то это очень приятная ложь. Я готова слушать ее всю жизнь. К сожалению, это невозможно.

– Ты права, это невозможно, – он высвободился из ее объятий, голос его стал ледяным, – не все желаемое нам доступно. Я желал бы до конца жизни чувствовать тебя рядом с собой. Любить тебя, ласкать и утешать, когда тебе плохо. Восхищаться тобой. Но ты сама понимаешь, что брак наш невозможен. Тебе, богатой американской леди, не нужен брак с греческим адвокатом, который привык сам зарабатывать себе на жизнь.

– О чем ты говоришь? – у Энн перехватило дыхание. – Ты хочешь, чтобы мы поженились?

У Арсена тоже, в свою очередь, перехватило дыхание (правда, несколько по другой причине), но он взял себя в руки и приказал себе:

«Подумай, прежде, чем что-то сказать или сделать, не промахнись»

Помедлив немного, он закрыл глаза и глухо, словно через силу, произнес:

– Хотел бы, будь ты простой учительницей или даже продавщицей в магазине дамского белья. Я создал бы для тебя пьедестал, и ты была бы моей богиней. Но внучке миллиардера и директору хедж фонда я предлагать этого не вправе. Мой пьедестал для нее слишком прост.

Приподнявшись на локте и глядя на него сверху вниз, Энн ласково провела пальцем по его гладко выбритой щеке.

– Успокойся, милый. Ты напрасно думаешь, что я сильно отличаюсь от простой учительницы или продавщицы. Дедушка считает, что мы с Дэви на жизнь должны зарабатывать себе сами, он у нас демократ до мозга костей. Конечно, мы с братом имеем доход от акций, которые завещала нам бабушка, но совсем небольшой. Разумеется, как директор хедж фонда я имею немалые комиссионные, но ведь и ты работаешь. В Греции твой заработок делает тебя вполне обеспеченным человеком.

Задержав ее ладонь у своей щеки, Арсен взглянул на нее из-под ресниц.

«Разумеется, – насмешливо подумал он, – сто тысяч в год с точки зрения некоторых доход мизерный»

А вслух спросил:

– И ты… ты согласилась бы уехать со мной в Грецию?

– Я могу управлять фондом дистанционно, как я управляю нашими отделениями в оффшорах. Или ты мог бы переехать сюда, твой диплом позволяет тебе практиковать в Штатах. Если тебя что-то смущает, мы могли бы составить договор о раздельном владении имуществом. Однако, послушай, мне неловко, получается, что я уговариваю тебя на мне жениться.

Лицо его приняло блаженное выражение.

– Уговаривай, еще уговаривай, мне приятно тебя слушать.

– Да? Тогда ладно. Арсен Левентис из страны богинь! Я, Энн Нова из североамериканских колоний, хочу, чтобы ты взял меня в жены и создал для меня пьедестал. Ты согласен?

«Вот теперь максимум осторожности, Арсен Левентис! Если это дело выгорит, то планы твои станут гораздо масштабней»

– Ты должна знать, что мой отец был простым рыбаком, а в молодости занимался контрабандой и имел неприятности с законом. Ты все еще хочешь взять меня в мужья, Энн Нова?

– Ты тоже должен знать, – в тон ему ответила Энн, – в восемнадцатом веке в Англии мой предок с материнской стороны убил человека, смертная казнь была ему заменена ссылкой в колонии. А в пятнадцатом веке мой предок со стороны отца участвовал в гуситских войнах и вешал на деревьях монахов. Ты все еще хотел бы выстроить для меня пьедестал, Арсен Левентис?

Расхохотавшись, они бросились друг другу в объятия.

***

В девять утра Дэвида разбудил телефонный звонок.

– Ты еще раньше не могла позвонить? – недовольно проворчал он, увидев на дисплее лицо сестры. – Я сплю.

– Просыпайся, Дэви, мне нужна твоя помощь.

Поскольку ее изображение с экрана широко ему улыбалось, а голос звучал радостно, он особо не встревожился.

– У меня не приемные часы,  мэм, зайдите позже.

– Ладно тебе Дэви. Короче, я в Вегасе. Вышла замуж.

– Брось! – он немедленно оживился. – За кого, за того парня, с кем ты у мамы на вечеринке была?

– Ага. И теперь хочу, чтобы ты сам сообщил предкам. Послезавтра мы приедем, пусть они уже подготовятся к тому времени.

– Не узнаю тебя, сестренка, – нарочито строго произнес он, – всегда такая чопорная бизнес-леди и вдруг ведешь себя, как школьница.

– Дэви, не валяй дурака!

– Ладно, – он испустил тяжелый вздох, – приму на себя удар, для чего еще нужны братья?

– Сообщишь потом, кто и как отреагировал, кто как долго не будет потом со мной разговаривать. Еще закажи столик у Красса  на вечер субботы, деньги я тебе переведу.

Ресторан Красса славился среди гурманов сосисками, колбасками, паштетами и прочими мясными изделиями. Дед нынешнего хозяина перебрался в Америку в двадцатых годах двадцатого века, его фамилия в те годы писалась «Краусс», но во время Второй мировой он выкинул из нее лишнюю букву, чтобы она звучала более по-английски. Однако приверженность к немецкой кухне осталась неизменной у всех последующих поколений владельцев, и многие завсегдатаи ресторана уверяли, что колбасные изделия и пиво у Красса лучше, чем в Берлине. Энн нравилась обстановка в ресторане – ничего кричащего, мебель и убранство зала выдержано в классическом стиле, – а Дэвид, наоборот, считал заведение Красса скучным. Поэтому в голосе его послышалось легкое разочарование:

– У Красса? Мне кажется, для твоего случая больше подходит клуб «Не говори маме». Ладно, ладно, молчу. Твое событие, твой выбор. Сколько человек?

– Только близкие друзья – Ян с Мартой, Роза с новым парнем и Майкл с женой. Ну, и ты, конечно. Можешь привести, кого захочешь.

– Спасибо, что не забыла родного брата. Ладно, закажу. Приду один, на настоящий момент я одинок. Повеселись там, в Вегасе, пока я буду с предками разбираться. Целую, сестренка, привет молодому супругу.

Дэвид перезвонил сестре вечером.

– Итак, докладываю: столик у Красса заказан на семь вечера субботы. Роза с новым парнем порвала, так что придет одна.

– Ой-ой-ой, она нас заболтает!

– Да, ой-ой-ой. Поскольку я тоже буду один, постараюсь смягчить удар. Далее. В воскресенье к шести часам в родительском доме собирается совет из родителей и деда, Роджерс старший тоже будет. Приглашены вы с супругом, я – нет. Обидно, не увижу, как тебя будут пороть. Потом расскажешь. Если, конечно, в состоянии будешь говорить.

– Это ничего, это переживу. Не забудь насчет Розы.

Когда она отключила телефон, Арсен полюбопытствовал:

– Что такого тебя страшит в твоей приятельнице Розе? Кажется, я ее видел – ну, когда мы были на том дне рождения твой матери, – у нее все на месте.

– Ой, милый, ты ее не знаешь! Когда Роза с парнем, это чистейший ангел, но одна она норовит напиться, а когда напьется, начинает нести всякую чушь. Ладно, Дэви обещал ее урезонить.

***

Столик, за которым сидели молодожены с приятелями, уютно расположился в глубокой нише. Молодых поздравили, Ян, приятель Энн по колледжу, со смехом говорил:

–  Парни, что ж такое делается? Народ толпами валит в Лас-Вегас. Сначала Майкл, потом Энн, кто следующий? Предлагаю пари.

– Нет, это безобразие! – стукнув кулачком по столу, закричала Роза, уже изрядно захмелевшая. – Где праздник? Где невеста с  букетом? Энн, я от тебя такого не ожидала, я должна была быть подружкой на твоей свадьбе и поймать твой букет. Ты меня подвела!

– Роза, милая, – бросив многозначительный взгляд на Дэвида, кротко возразила Энн, – поймай ты свадебный букет, тебя в ближайший год ждало бы замужество. А ты, как я знаю, замуж не торопишься.

– Правильно, – потерев лоб, согласилась Роза, – спасибо, Энни, что не кинула мне букет, я не дура надевать на себя ярмо. А потом еще муж захочет, чтобы я ему крикунов нарожала. Сопли, подгузники, ужас! – она бросила взгляд на еле пригубившую свой бокал Дину и неожиданно завопила: – Дина, ты почему не пьешь? Майкл, почему твоя жена не пьет, ты уже успел сделать ей ребенка? Две полоски, да?

– Уймись, Роза, – попыталась остановить ее Марта.

Дина покраснела, но Майкл, обхватив ее плечи, легонько прижал к себе и спокойно ответил:

– Все может быть, Роза, все может быть, мы не против ребенка.

– Да? – Роза пришла в восторг. – Тогда нам всем нужно надраться, как следует, мне еще один виски с содовой.

Дэвид, вспомнив данное сестре обещание, поспешил вмешаться:

– Роза, кажется, с тебя хватит. Посиди спокойно, будь умницей, я хочу сделать с тебя набросок. Вот так, голову чуть поверни.

Вытащив из кармана блокнот и карандаш, он начал торопливо набрасывать.

– Я тебя вдохновила, да? – Роза послушно притихла. – Посмотреть дашь?

– Потом. Сиди тихо и не елозь.

Арсен решил, что ему пора начинать свою игру.

– Мне кажется, в таком случае нужно набросать лица всех присутствующих здесь дам, – с легкой обидой в голосе заметил он, – я хочу иметь портрет Энни.

– Сделаем, – не отрываясь от работы, согласился Дэвид, – если только уговоришь свою жену мне позировать. Сколько ее помню, она всегда отказывалась.

Укоризненно и нежно взглянув на Энн, Арсен покачал головой.

– Ну, почему же ты так, милая? – он перевел взгляд на Дину. – Дина, а ваш портрет он пишет? Помнится, был разговор о каких-то феях.

– Дина пока отговаривается, но оставляет надежду, – сказал Дэвид.

Дина улыбнулась, но ничего не ответила.

– Вы родились в Мельбурне, Дина? – спросил Арсен. – Я там бывал пару раз по делам, мне безумно нравится ваш Сити. Удивительное сочетание архитектуры зданий различных веков.

– Я там выросла, наш город действительно очень красив.

– Вам приходилось бывать у нас в Греции?

От Арсена не укрылось, что они с Майклом быстро обменялись взглядами.

– Мой брат с женой изучали искусство Киклад.

Арсен мысленно улыбнулся ее уклончивому ответу.

– Дэви, я устала сидеть, – капризно заявила Роза.

– Готово, – он вырвал из блокнота лист, – посмотри и другим дай, пусть оценят.

– Ничего, знаешь, – Роза слегка выпятила нижнюю губу.

– Дай нам с Яном, – потянулась Марта, – похоже, да, Ян?

Она передала листок Дине с Майклом.

– Новое доказательство того, что Дэвид скоро заткнет за пояс самого да Винчи, – заявил Майкл, в свою очередь, передавая рисунок Энн и Арсену.

– Маленькая грязная обезьяна, – негромко, но особым задиристым тоном произнес по-гречески Арсен и с удовлетворением отметил, как испуганно дернулась Дина.

 Так он дразнил ее в детстве, сопровождая дразнилку пинком или подзатыльником, если она не успевала увернуться.

– Что ты говоришь? – не поняла Энн.

– Так у нас в Греции называют дерзких и непослушных девочек, – ласково улыбнувшись, пояснил ей муж, – именно такое впечатление производит портрет Розы.

– Именно это я и хотел сказать, – обрадовано подтвердил Дэвид, – значит, удалось.

– Да, я именно такая! – Роза с довольным видом задрала нос.

Все засмеялись, только в глазах Дины еще стоял испуг.

«Это точно она, – думал Арсен, – теперь уже нет сомнений. Сейчас припоминаю, как она удирала, когда я кричал ей это. Один раз я догнал ее и так наподдал ногой, что она влетела в колючки и вся исцарапалась. Нехорошо, конечно, но я сам тогда еще был мал. Как она попала в Австралию – другой вопрос, папа выяснит, нужно его поторопить. Но это она, дочка Дины»

***

Вацлав и Патриция Нова встретили дочь и новоявленного зять достаточно любезно.

– Рад вас видеть, как поживаете? – рассеянно произнес стандартную фразу Вацлав, поцеловал Энн в щеку, пожал Арсену руку.

Патриция гостеприимно предложила:

– Кофе? Чай? Папа приедет минут через двадцать.

Мартин Лесли в сопровождении Роджерса приехал, когда гости допивали по второй чашке.

– Прошу прощения за опоздание, нас с Гарри задержали дела. Энни, милая, дай я тебя поцелую, сто лет не виделись. Пат, детка, налей нам с Гарри чаю, пожалуйста, ты знаешь, какой кому.

Роджерс приветливо улыбнулся Арсену.

– Кажется, мы уже встречались. Мы коллеги, если не ошибаюсь? Вы ведь адвокат?

Разговор какое-то время вертелся вокруг нюансов правовой системы Греции и ее отличий от американской. Арсен, мысленно давясь от смеха, думал:

«Наверняка старик уже выяснил мою подноготную, а другу семьи поручил проверить, не мошенник ли я, присвоивший себе диплом магистра права»

Он был недалек от истины – для очередного приятеля внучки Мартин считал достаточной поверхностную проверку, но о ее муже хотел знать, как можно больше. За несколько дней, прошедших с момента заключения брака, Логан связался с своими информаторами в Греции и выяснил, что Еспер Левентис, отец новоявленного родственника, занимался в свое время сомнительными делами. Леность греческой полиции, а затем несколько прошедших амнистий избавили его от тюрьмы. Чем он занимается теперь, неизвестно, в последнее время столкновений с законом у него не было.

Что касается Арсена Левентиса, он действительно получил блестящее образование. Возможно, мошенник Еспер решил вложить деньги, добытые нечестным путем, в будущее сына. Степень бакалавра по окончании Американского колледжа в Афинах, затем несколько лет работы в юридической фирме при одновременном прохождении магистратуры. Неплохо себя зарекомендовал при заключении нескольких договоров греческих фирм с партнерами в Европе. Имеет собственность в Афинах – небольшую квартиру в районе университета Каподистрии. Того, что зарабатывает, вполне хватает на ведение активного образа жизни. Два месяца назад взял полугодовой отпуск, сославшись на плохое самочувствие, вызванное переутомлением.

О величине банковского счета молодого Левентиса и всего, что связано с основанным им фондом, Логан получить сведения пока не смог – на Каймановых островах законодательство строго охраняло конфиденциальность вкладов, – но Мартин полагал, что начальник его службы безопасности и без того сумел много узнать за столь короткое время. Что ж, если муж Энни честно работает, можно простить ему отца-мошенника. И с Роджерсом он о делах беседует толково, неглупый молодой человек.

Словно читая мысли старика, Арсен любезно сказал Роджерсу:

– Могу переслать вам прямо сейчас свое небольшой эссе, которое я написал в годы прохождения магистратуры. В нем я анализирую те нюансы, о которых вы упоминаете. Мне было бы интересно услышать потом ваше мнение.

Он вытащил гаджет, поискал в списке и перекинул Роджерсу свою статью. Энн, понимая, что дед решил устроить ее мужу всестороннюю проверку, ни на кого не глядя, недовольно поинтересовалась:

– Нас с Арсеном пригласили для обсуждения юридических вопросов?

Мартин усмехнулся и слегка шевельнул бровями – с возрастом они у него почему-то стали гуще и теперь слегка нависали над насмешливо прищуренными глазами.

– Нет, милая, мы хотели познакомиться с твоим мужем. Вы так стремительно это провернули, что мне в моем возрасте трудно сразу все усвоить, – он повернулся к Арсену, – мы очень благодарны, Арсен, за то, что вы не отказались сегодня прийти и познакомится с нашей семьей.

– Что вы, сэр, – легко ответил тот, – у нас в Греции очень хорошо понимают, что такое семья, и родители гораздо строже относятся к подобным вещам.

– Гм. Значит, вы уже сообщили своей семье о вашем браке?

– У меня только отец, сэр, – Арсен сделал печальное лицо, – мать умерла, когда я был совсем мал. Разумеется, я ему сообщил.

– Чем он занимается?

 – Мой отец простой рыбак, сэр, почти полжизни провел в море. Рыбачил, немного занимался контрабандой. Вас это, наверное, коробит? Я признался в этом Энн еще до того, как мы решили пожениться.

«Ты же наверняка и сам уже все знаешь, ни за что не поверю, что ты ничего не выяснил обо мне, чертов старик»

– И я приняла его вместе со всеми его предками, – со смехом подтвердила Энн.

Мартин усмехнулся и развел руками.

– Что ж, людей без недостатков не бывает.

– При этом мой отец очень гордый человек, – продолжал Арсен, – и мне он всегда говорил: женись на девушке, которую полюбишь, но сохрани свою гордость. Поэтому перед тем, как заключить брак, мы с Энни составили брачный договор о раздельном владении имуществом.

«Это ты тоже наверняка уже знаешь»

Он смотрел на Мартина открытым и полным достоинства взглядом, а тот продолжал буравить его узкими щелочками глаз. Какое-то время они смотрели друг другу в глаза, потом старик кивнул:

– Что ж, это трезвый подход, и я его приветствую.

Патриция не выдержала:

– И все же, нам непонятно, к чему была такая спешка, почему мы ничего не знали, и нас поставили перед фактом? Ты что-то от меня скрываешь, Энни?

Энн, задетая ее тоном, вспылила:

– Мама, наш с Арсеном брак – это только наше с ним дело, тебе не кажется? Мы оба совершеннолетние, оба работаем, зарабатываем себе на жизнь, и сами решаем, как поступать. Возможно даже, мы уедем в Грецию и будем жить там, но это, опять же, только наше дело.

Арсен сжал ее руку и покачал головой.

– Милая, не нужно так. Твоя мама говорит это, потому что любит тебя и тревожится, – он повернулся к Патриции, – мэм, я понимаю ваше беспокойство, но вы не учли одну вещь: я тоже люблю Энни. Я действительно хотел бы увезти Энн в Грецию. Греция – страна влюбленных. Но все зависит от нее. Для меня главное, чтобы она была счастлива. 

Упоминание о Греции ударило Патрицию неожиданно больно. Побег мужа с юной любовницей, его трагическое возвращение, а потом долгие годы ее жизни с ним под гнетом ужаса от мысли, что он обо всем догадается… В последнее время он почему-то старается ее избегать. Что случилось? Это началось со дня ее рождения – когда он неожиданно лишился чувств. Сначала ссылался на плохое самочувствие, потом все время занят, занят, занят. С тех пор ни разу ее не коснулся.

Скопившаяся в душе горечь рвалась наружу, глаза Патриции сузились, и она в эту минуту стала очень похожа на своего отца.

– Моя дочь? – тон ее был полон презрения. – Счастлива? С вами? Вы совершенно разные, но она этого не видит, вы вскружили ей голову своими сладкими речами. Я уже поняла, что вы прекрасно умеете очаровывать и убеждать. Даже мой отец от вас в восторге. Но я не верю вашим словам.

– Мама! Почему ты так говоришь с моим мужем?

– Потому что ты моя дочь, и я не хочу, чтобы ты страдала, – вне себя закричала Патриция, – если думаешь, что он может любить тебя такой, какая ты сейчас, то глубоко ошибаешься. Через год он заведет любовницу. Почему ты перестала за собой следить, пользоваться косметикой? Раньше ты имела приятный вид, а теперь на кого похожа? Ты просто уродлива!

– Пат, замолчи, – возмущенно воскликнул Вацлав, до сих пор не вступавший в беседу, и тесть его поддержал:

– Ты переходишь все границы, Патриция.

Энн поднялась.

– Мы уходим. До свидания, дедушка, папа, Гарри.

Арсен тоже встал, на миг удержал Энн, обняв за плечи, и мягко сказал Патриции:

– Вы ошибаетесь, мэм, я люблю вашу дочь такой, какая она есть, – он улыбнулся самой обаятельной из своих улыбок, – вы только что признали, что я умею хорошо убеждать и очаровывать. Надеюсь, вы разрешите мне как-нибудь поговорить с вами, очаровать вас и убедить, что я действительно люблю Энни. До встречи, мэм.

Когда они вышли, Вацлав тоже поднялся.

– Спокойной ночи всем, – сухо проговорил он, но Патриция остановила его, схватив за руку.

– Вацлав, погоди, ты сердишься на меня?

– Я не думал, что ты можешь быть такой жестокой. И к кому – к нашей девочке. Ладно, прими капли и ложись спать, а я поеду в лабораторию, хочу кое-что проверить.

Кивнув Мартину и Роджерсу, он вышел. Патриция, упав в кресло, закрыла лицо ладонями.

– Зачем ты все это наговорила Энни, Пат? – с горечью спросил Мартин. – Я склоняюсь к мысли, что Вацлав прав, ты жестока. Что ж, нам с Гарри тоже пора.

После их ухода Патриция долго сидела в гостиной, охваченная невыносимой тоской. Она сама не понимала, почему сказала дочери столько неприятных слов. Была взвинчена, вот и выплеснула все на Энн. И Вацлав… Вдруг он не простит обиду, нанесенную их дочери? Еще один предлог, чтобы он от нее отдалился.

Вскочив, Патриция заметалась, кружа по гостиной и лихорадочно раздумывая, что делать. Нужно попросить прощения у Энни, примириться с этим – как его? – Арсеном. Схватив телефон, она стала набирать номер.

Энн, увидев имя матери на дисплее, долго не брала трубку. Наконец все же ответила, не выдержала.

– Мама? Что такое?

– Энни, детка, я тебя очень прошу, прости меня за то, что я наговорила тебе. Я не хотела тебя обидеть, но этот неожиданный брак… Конечно, я тревожусь, я ведь твоя мать.

Помолчав, Энн ответила:

– Хорошо, будем считать, что ты ничего не говорила. Ни мне, ни Арсену.

– И у него я тоже прошу прощения. Может, сходим завтра к Крассу, посидим там немного? Я угощаю.

– Спасибо, мама, мы вчера были у Красса с друзьями, а завтра я занята.

Патриция тяжело вздохнула.

– Что ж, я вижу, ты никак не хочешь меня простить. Тогда напомни своему мужу его обещание – очаровать меня и убедить, что он тебя действительно любит. Я жду его.

Отключив телефон, Энн не выдержала, рассмеялась.

– Что тебя так развеселило, милая? – спросил Арсен, когда она, все также смеясь, вошла в спальню.

– Мама звонила, извинялась за бестактное поведение.

– Вот как! А мне казалось, она еще долго будет на нас негодовать. Вернее, на меня.

– Думаю, папа на нее сильно рассердился, ты же помнишь, как он ее останавливал. А для нее на свете самое главное, чтобы папа был всем доволен. Кстати, она просила напомнить, что ты обещал ее очаровать. Ждет, когда ты ее навестишь и выполнишь обещание.

– Что делать, – он тоже рассмеялся, – придется выполнять. А сейчас иди ко мне.

Скинув халатик, Энн нырнула в постель и прижалась к мужу.  

– Милый, знаешь, о чем я хочу тебя попросить? – шепнула она, когда его руки, начали гладить ее тело.

– Скажешь – узнаю.

– Я хочу ребенка. От тебя.

На какое-то мгновение Арсен пришел в замешательство. Потом вспомнил столик у Красса и Майкла, обнимавшего плечи Дины. «Мы не против ребенка». Видно, что-то в сознании Энн все же зациклилось на Майкле Роджерсе, хотя она уверяла, что больше ничего к нему не чувствует. Что ж, хочет ребенка – пусть будет ребенок, от этого его положение мужа внучки Мартина Лесли лишь упрочится.

– Я тоже хочу от тебя ребенка, любимая.

***

Еспер позвонил Арсену по скайпу спустя два дня после их с Энн визита в дом Нова. Лицо его благодушно улыбалось сыну с экрана, голос был веселым.  Арсен сразу понял, что отец изрядно выпил, но настроение у него хорошее.

– Побывал я в Афинах, сынок, сегодня только вернулся, – начал Еспер, – узнал все, что ты хотел, новости есть, так что запрашивай со своих лохов побольше.

– Так говори быстрей, папа, – поторопил его Арсен, – ты опять пил?

– С дороги, для бодрости. Прилетел я, значит, в Афины, поселился в отеле, как честный человек. На следующий день поехал в Пирей, взял напрокат катер, побывал на нашем острове. Тетка Илария еще жива, сразу меня узнала и начала ругаться. Нет, ты представь, еле ползает, а голос у нее громче, чем прежде. Остров наш теперь к какому-то муниципалитету приписали, и ей пенсию платят. На острове теперь даже магазин есть и небольшая больница. Илария туда ходит, ей от катаракты капли прописали. Говорит, ей предлагали в Эпидавр поехать и бесплатно прооперировать глаза, но она отказалась. Боится.

– Папа, – не выдержал Арсен, – долго ты мне еще про тетку Иларию будешь рассказывать?

– Ты не перебивай, – рассердился отец, – я по порядку, а то забуду. Спросил я Иларию про девчонку. Она разозлилась – не знаю, мол, ничего. Долго я с ней мучился, наконец предложил десять евро. Она не взяла. Предложил двадцать, опять не берет, кричит, мало. Даю тридцать…

– Папа!

– Ладно, ладно. Показал ей, наконец, пятьдесят. Говорю: хочешь – бери, нет – ухожу. Она мне тогда и сказала, что отдала девчонку Текле, и та ее увезла. Ну, Теклу я быстро нашел, у меня везде старые связи остались, – в голосе Еспера зазвучали нотки самодовольства, – она у одного из сыновей живет на Поросе, у него там магазин. Побывал я у нее. Живет она неплохо, внуки уже взрослые, помогают отцу, Текла у них, как сыр в масле, она…

– Дальше, папа, про девчонку.

– Поговорил я с ней. Тоже пятьдесят евро дал, так что это в расходы все нужно записать.

– Ну что про девчонку?

– Да ничего, отвезла она ее к Политу, девчонка немного у него побегала,  а потом ее богатые иностранцы удочерили и увезли. Тоже к Текле приходили расспрашивать, мужчина по-гречески хорошо говорил. Текла им все рассказала, что знала, а больше ей ничего неизвестно. Пусть твои лохи сами ее ищут, но наводку я дал, так что должны заплатить.

«Да, все именно так, как я предполагал, – удовлетворенно подумал Арсен, – ее удочерили и увезли в Австралию. Процедура удочерения наверняка была проведена в Афинах, иначе ребенка не смогли бы вывезти из Греции. Так что документы можно найти в архивах»

– Заплатят, папа, непременно заплатят, – рассеянно сказал он отцу, – да, кстати, можешь меня поздравить, я на днях женился. На американке.

– Женился! Женщина хотя  бы богатая?

– Очень богатая.

– Ну, молодец, сынок, поздравляю, не зря я, выходит, столько денег на твое образование потратил, – изображение Еспера на экране вытерло глаза рукавом, – ладно, я пошел футбол смотреть.

«Вот теперь, – подумал Арсен, отключив скайп, – пришла пора навестить тещу»

***

 Патриция принимала зятя не в той гостиной, где они собирались в воскресенье, а в своем уютном кабинете, где обычно принимала близких друзей. Она отпустила приходящую прислугу, и сама сварила гостю кофе. На губах ее играла любезная улыбка, с лица не сходило приветливое выражение, но Арсен все же заметил, что руки хозяйки слегка дрожат.

– Сахар, сливки?

– Спасибо, я пью черный.

– Энни тоже. Моя дочь постоянно убеждает меня, что сахар вреден, а сливки отбивают вкус кофе. Но я пью только сладкий со сливками. Так вот, дорогой мой зять, в прошлую нашу встречу я была, признаю, немного резка. Но вы меня тогда поняли – мать не может не тревожить то, что происходит с ее детьми.

– Конечно, мэм, – с улыбкой согласился Арсен.

– Патриция.

– Да, Патриция, я все понимаю. К тому же, мне показалось, что вы тогда были еще чем-то встревожены, поэтому  я ничуть не обижен.

Лицо Патриции на миг помрачнело, но она тут же заставила его вновь расцвести улыбкой.

– Я рада. Считайте, что вы уже наполовину выполнили свое обещание – меня очаровать. Теперь остается доказать вашу любовь к моей дочери, но для этого у вас впереди вся жизнь. Смотрите, – ее изящный пальчик с длинным ногтем, покрытым перламутровым лаком, кокетливо ему погрозил, – я буду постоянно наблюдать, как вы выполняете и это свое обещание.

Арсен какое-то время пристально смотрел на Патрицию. Так мрачно, что светски любезное выражение постепенно сползло с ее лица, в глазах мелькнула растерянность.

– Патриция, – очень серьезно произнес он, – сегодня я пришел сюда не очаровывать вас и не доказывать свою любовь к вашей дочери. Это в следующий раз.

На миг ей вдруг почему-то стало страшно, и голос ее слегка дрогнул:

– В следующий раз? А зачем же вы пришли сегодня?

– Скажем, я пришел рассказать вам сказку. В надежде, что вы ее должным образом оцените.

– Сказку?

– Да. Жила одна женщина, и однажды от нее ушел муж. Уехал в Грецию с молодой любовницей. Покинутая жена была в отчаянии, она не имела сил отказаться от своего супруга. И  она нашла выход – любовница должна умереть…

Патриция слушала, откинувшись на спинку кресла, с каменным лицом. Каждое слово, каждый жест Арсеном были продуманы заранее.

– …а потом убийца и нанятый им грек заспорили. Из-за чего – неважно. Грек выстрелил первым. И попал в цель. Обыскав труп убийцы, он нашел бумаги, изобличающие ревнивую жену. Чеки с ее подписью, квитанция за междугородный разговор с ней убийцы. И фальшивые документы, выправленные ревнивой леди. Девушку они убить не успели, грек убивать ее не стал, она умерла спустя несколько лет. Перед этим успела родить девочку – дочь сбежавшего с ней любовника. На шее она носила медальон в виде сердечка, в нем хранила фотографию – она и ее возлюбленный сфотографировались в Афинах после побега. Медальон достался в наследство ее дочери – ничего не знавшей, удочеренной чужими людьми. Прошло много лет, и однажды медальон совершенно случайно вновь попал в руки незадачливого любовника. Открыв его и увидев фотографию, он потерял сознание.

Наступило молчание. Патриция, пытаясь взять себя в руки, с трудом проглотила вставший в горле ком.

– Прошло более четверти века, – хрипло выдавила она из себя наконец, – вряд ли кому-то сейчас будет интересно знать о том, что когда-то произошло в далекой Греции.

Арсен развел руками.

– Разумеется. Ну, разве что журналистам. Это ведь такая занимательная история, а отец ревнивой леди занимает видное положение в мире бизнеса! Ее семье тоже может быть небезынтересно. Особенно ее мужу. Он наверняка догадался, что девушка с медальоном – его дочь. Тем более, что она носит имя своей матери и очень на нее похожа, можете убедиться, – вытащив из кармана медальон, он открыл его и показал Патриции, но та скрипнула зубами и отвернулась, – я, конечно, нехорошо сделал, украв чужую вещь, но мне нужно было убедиться, что мои подозрения верны. Итак, вернемся к мужу ревнивой леди. Он, разумеется, ничего не знает о той роли, что сыграла его супруга в этой трагедии. И никто не знает, кроме меня. Пока еще никто.

Последняя фраза заставила Патрицию судорожно дернуться. Она долго молчала, пытаясь собраться с мыслями. И пока собиралась, постепенно успокоилась – это всего лишь обыкновенный шантаж, а шантажист будет молчать, пока ему платят. Что ж, пока она заплатит, а потом будет видно.

– Во сколько вы оцениваете вашу сказку? – голос ее теперь звучал совершенно спокойно.

Арсен широко улыбнулся.

– Думаю, спокойствие вашего супруга стоит десяти миллионов. Только не говорите мне, что их у вас нет, я прекрасно знаю, сколько вам досталось в наследство от вашей матушки.

– Это невозможно, – холодно возразила Патриция, – мои счета ведет мой финансовый консультант, он в постоянном контакте с аудитором. Я не могу перевести десять миллионов на ваш счет, это вызовет подозрения, к тому же, привлечет внимание налоговых инспекторов.

Арсен доброжелательно кивнул.

– И не надо, этого никто не требует. Вы являетесь внутренним инвестором хедж фонда, которым управляет ваша дочь, и, согласно его внутреннему уставу, можете сделать дополнительный инвестиционный заем по срочному договору. Вы инвестируете десять миллионов, сроком на десять лет. Я уверен, что ваш финансовый консультант это одобрит, ваша дочь блестяще управляет фондом, за последний год стоимость инвестиций возросла на двести процентов. Ваш аудитор ничего незаконного в этом не усмотрит. В договоре укажете расчетный счет, на который будут перечисляться дивиденды. Это счет учрежденного мной благотворительного фонда. Перечисления на благотворительность внимания налоговиков не привлекут, информация о них сугубо конфиденциальна. Ни ваша дочь, ни ваш отец, ни, тем более, ваш супруг ничего не узнают.

Губы Патриции искривились в горькой усмешке.

– Вы все продумали, и у вас неплохой аппетит. Моя дочь действительно в высшей степени профессионально управляет хедж фондом, полагаю, ваша благотворительность отхватит жирный кусок.

Печально вздохнув, Арсен кротко ее укорил:

– Не стоит вам так говорить, Патриция, наша организация помогает людям, чья психика не справилась с пережитым стрессом. Девушка, которую вы… которую пытались убить по приказу ревнивой леди, утратила способность говорить от ужаса, когда ее похитили злодеи. Будет лишь справедливо с вашей стороны помочь таким же несчастным. Думаю, знай обо всем ваш супруг, он одобрил бы подобную помощь.

Скрипнув зубами от бешенства, она отвела глаза.

– Не паясничайте. Я сделаю, как вы говорите, потому что у меня нет выхода.

Он усмехнулся и ничего не ответил.

Глава шестая. Год 2019. Убийство

Марша Грей подержала в руках мышонка, но не вернула его в общую клетку. Его полагалось поместить в небольшой отсек, разделенный сеткой на несколько отделений. В общих клетках содержалось около пятидесяти белых мышей – специально выведенная порода с генетическими изменениями, – но предполагалось, что до начала опытов их количество увеличится в несколько раз.

Марша контролировала состояние мышей, под ее руководством работали пять лаборантов, осуществляющих уход и ведущих наблюдения. Ежедневно она читала их отчеты о состоянии беременных самок и поведении самцов, сама обходила все клетки и отделяла «драчунов», достигших зрелого возраста и претендующих на положение лидера в своем отсеке. Этим мышам не суждено было больше вернуться к своим собратьям – Нова и Роджерс использовали их для своих опытов.

Лаборант Питер Осло, курировавший клетку с  мышонком, которого Марша держала в руках, подошел к ней и легонько провел пальцем по голове и спине малыша, а тот вильнул хвостом, повернул голову и посмотрел на него умными поблескивающими глазками.

– Забираешь? Жалко, я к нему привык. Очень умный. Умней всех.

– Мне он тоже нравится. Но что поделаешь, – Марша вздохнула, тоже погладила мышонка и передала его Питеру, – ну, пообщайтесь с ним еще немного, пока я обойду все клетки.

Питер принял у нее белое тельце и поднял ладонь повыше. Он действительно привязался к мышонку и знал, что видит его в последний раз – в помещение, где находились инфицированные животные, никто из лаборантов, кроме Марши, не допускался. И мыши оттуда не возвращались.

Насвистывая «Мария, Мария», Питер воровато оглянулся на Маршу, разговаривавшую с другим лаборантом, и сделал то, что строго запрещалось сотрудникам лаборатории, – вытащил из кармана крохотный кусочек сахара и положил на ладонь рядом с мышонком.

– Полакомься в последний раз, маленький.

Мышонок съел сахар и посмотрел на него внимательно и серьезно.

***

На очередном закрытом заседании Интернекс фарма были подведены итоги полученных результатов наблюдения.

– Мне хотелось бы знать ваше мнение, доктор Ридигер, – сказал сидевший на председательском месте человек.

Поправив сползающие очки, Ридигер открыл ноутбук и стал искать нужный файл, присутствующие терпеливо ждали.

– Итак, согласно последней предоставленной мне информации, могу сказать лишь, что работа по созданию препарата пока не завершена. У нас есть возможность их опередить, но…

Он выразительно развел руками. Человек, сидевший за председательским столом, чуть наклонился вперед.

– Хотелось бы понять, на чем основано ваше мнение, доктор.

– Для апробации антивирусного продукта выведена генетически измененная порода мышей, – Ридигер чуть помедлил, стараясь подобрать слова для лучшего объяснения, – видите ли, у людей вирусная инфекция передается воздушно-капельным путем. У обычных мышей – нет. Хотя на девяносто девять процентов их генотип схож с человеческим. А вот у генетически модифицированной породы восприимчивость к вирусным заболеваниям и путь распространения инфекции близки к человеческой практически на сто процентов. Вывести такую породу – процесс в высшей степени дорогой и трудоемкий, но предполагается, очевидно, что затраты себя оправдают. Это значит, скоро они начнут апробацию антивирусного препарата.

– Почему вы думаете, что они его еще не начали, доктор? – спросил председатель.

– Мне достаточно информации о специфике работы с животными, – в голосе Ридигера послышались нотки самодовольства, – пока они для опытов используют лишь единицы самых энергичных и здоровых самцов. Полагаю, перед началом испытаний проверяется индекс контагиозности для  выведенной популяции мышей. То есть, доля клинически заболевших особей при контакте с источником инфекции. Испытания самого препарата проводятся иначе. Будь в моем распоряжении подобные животные генетически модифицированной породы, я закончил бы работу над препаратом хоть завтра. Однако наша компания считает, что создавать для нас такие образцы слишком дорого. Это все, что я на сегодня могу сказать вам, джентльмены.

Закрыв ноутбук, Ридигер вежливо поклонился и вышел. Подождав, пока за ним закроется дверь, председатель обвел глазами молчавших до сих пор коллег.

– Все слышали и поняли, надеюсь. Таусен, как продвигаются ваши дела?

– В лаборатории Нова усилили охрану, сэр. Пока мы имеем информацию лишь от Питера Осло. Правда, косвенную – его девушка у нас на жаловании, а она умеет его разговорить, – но и это неплохо. Во всяком случае, наша информация помогла доктору Ридигеру сориентироваться. Приходится действовать осторожно, сэр, не хочется потерять и этот источник. Когда начнутся серийные испытания с большим количеством животных, возможно, Осло включат в число допущенных в закрытый сектор, он на хорошем счету.

– Что ж, будем ждать.  Пока еще будем ждать.

От его сухого тона Таусен почувствовал себя неуютно.

***

Поджидая Патрицию Нова в гостиной ее дома, Гарри Роджерс поймал себя на мысли, что у него уже давно не вызывает чувства горечи воспоминание о том дне, когда юная Патриция заявила, что расторгает их помолвку. Как и о том дне, когда ему сообщили неожиданную новость о ее браке с Вацлавом Нова. И как в тот день, когда ему пришлось по ее просьбе мчаться в Грецию во главе группы адвокатов, чтобы выручить обвиненного в убийстве любовницы Вацлава.

Тоска по Патриции таилась в нем много лет. И тогда, когда он, брошенный жених, боясь насмешливой жалости приятелей, сделал предложение Сильвии, и тогда, когда родился их сын, и тогда, когда нежная любящая Сильвия погибла в нелепой автокатастрофе – торопилась на рождественскую распродажу, выехала на встречную полосу.

Сейчас же его мучила лишь досада – Патриция просила зайти, чтобы обсудить подготовку к юбилею отца, а сама опаздывала, как обычно. Прежде привычка заставлять людей ждать рождала в нем умиление ее ребячливостью, неспособностью организовать свое время, теперь раздражала. Допивая второй стакан чая, предложенный улыбающейся горничной, Роджерс недовольно думал:

«И ведь немолодая уже женщина, а ведет себя иногда, как подросток»

Он с удивлением поймал себя на мысли, что впервые думает о Патриции, как о «немолодой женщине», но потом решил, что удивляться нечему – конечно же, они оба немолоды. Скоро они станут дедушкой и бабушкой, его невестка Дина через два месяца родит ему внучку. Сильвию – так они решили назвать девочку. А чуть позже Энн подарит Патриции внука. Кажется, они с мужем еще не выбрали имя.

Размышляя о предстоящем пополнении в их с Патрицией семьях, Роджерс не услышал ее шагов и поднялся ей навстречу, когда она, войдя в гостиную, уже шла к нему, протянув руки.

– Дорогой, прости за опоздание, обсуждала с дизайнером оформление банкетного зала для папиного юбилея и чересчур увлеклась. О чем ты так задумался? – дружеский поцелуй в щеку, радостная улыбка, рукопожатие. Патриция опустилась на диван и, продолжая держать Роджерса за руку, усадила его рядом с собой. – Какие-то проблемы?

– Нет, – он улыбнулся и подумал, что от нее чересчур сильно пахнет дезодорантом для полости рта, – мысленно представлял себе наших будущих внуков. Энни еще не выбрала имя?

По лицу Патриции скользнуло легкое облачко.

– Я давно с ней не говорила, она в последнее время от меня сильно отдалилась. Я стараюсь не навязываться.

Роджерс сочувственно покачал головой.

– Ничего, появится ребенок, и все изменится.

– Не знаю, Гарри, не уверена. Когда они покупали новый дом, я предложила услуги своего дизайнера, но Энни очень вежливо отказалась: «Не беспокойся, мама, Арсен уже все устроил»

Роджерс деликатно не стал напоминать об инциденте, происшедшем во время знакомства семьи с супругом Энн.

– Молодым в первые годы брака хочется самим устраивать свою жизнь, – сказал он, – Энни нашла супруга под стать себе, ее Арсен мне очень нравится. Решительный, толковый. Я время от времени имею дела с их фирмой, знаю, что с приходом твоего зятя дела у них идут гораздо успешней. Подожду еще немного, если и дальше пойдет также, буду рекомендовать их друзьям и знакомым.

Патриция слегка поморщилась. Зимой Арсен Левентис окончательно отказался от адвокатской практики в Греции и выкупил пай у наследников умершего от СПИДа партнера Яна и Марты, друзей Энн по колледжу, – их фирма оказывала финансовые услуги. Патриция была уверена (и не без основания), что для этого он использовал часть средств, перечисленных на счет его благотворительной организации, как прибыль, полученная от ее собственных инвестиций в хедж фонд. Поэтому особого восторга похвала в адрес зятя у нее не вызвала.

– Время покажет, – сухо ответила она, – давай, подождем с восторгами.

– Ты ревнуешь к нему Энни, – с улыбкой возразил Роджерс, – я тебя понимаю. У меня, как ни странно, все наоборот – Майкл после женитьбы стал гораздо ближе ко мне. До этого, смешно сказать, я его ревновал к твоему мужу – они с Вацлавом всегда были заняты своим делом, вели свои разговоры, я был как-то в стороне, чувствовал себя лишним. Сейчас, благодаря Дине, мы сблизились. Твоему Вацлаву она, кажется, тоже очень нравится, он к ним часто заходит.

Патриция почувствовала, что кровь медленно отливает от ее лица.

– Да, он мне говорил, – солгала она, – твоя невестка очень мила, мне она тоже симпатична.

Не заметив ее беспокойства, Роджерс продолжал:

– На днях во время разговора с Вацлавом у Дины вдруг мелькнул какой-то проблеск в памяти. Она ведь забыла свою жизнь до пятилетнего возраста, хотя ей кто-то сказал, что приемная семья привезла ее в Австралию из Греции. А тут вдруг она вспоминает какое-то греческое имя, какой-то остров, даже несколько греческих слов. Вацлав думает, после родов она вспомнит еще больше.

Незаметно прижав руку к отчаянно бьющемуся сердцу, Патриция сказала резко, почти грубо:

– Ну, будем надеяться. Теперь давай, поговорим о делах, а то время идет, а мы еще ничего не обсудили. С банкетным залом уже все решено, остается дизайн гостевых комнат, но для этого мне нужно знать, кто останется ночевать в доме, а кого мы разместим в отеле.

– Гостей съедется много, – Роджерс был немного обижен ее тоном, но постарался этого не показать, – приедут из Европы и Индии, во избежание недоразумений нам с тобой лучше обсудить весь список. Кстати, посоветуй, что делать с нашими девочками – Мартина мы чествуем второго июня, у Дины срок родов приходится на десятое июня, у твоей Энни на шестое июля. Юбилей, волнения, напряжение – ты, как женщина, сама понимаешь: все может случиться. Но не присутствовать тоже нехорошо. Энни – любимая внучка, Майкл, можно сказать, вырос в вашем доме, а прийти без супруги…

– Я об этом подумаю позже, – перебила его Патриция, – давай, прежде обсудим список, на данный момент мне нужно определиться с дизайном гостевых комнат и забронировать отель.

***

Звонок тещи и, главное, ее взволнованный голос удивили Арсена – после того, как их финансовые дела были решены, оба испытывали обоюдное желание встречаться как можно реже. Тем не менее, он не мог пренебречь приглашением – судя по всему, случилось нечто непредвиденное.         

– Садитесь, – резко бросила Патриция, едва зять переступил порог ее кабинета, – нам нужно срочно поговорить.

Пожав плечами, Арсен опустился в кресло и по-домашнему вытянул ноги.

– Я весь во внимании, – лениво проговорил он. 

– К ней начала возвращаться память.

– К кому?

– К ней. Дочери… той женщины. Дине. Она начала вспоминать. Имена, остров.

Арсен пожал плечами.

– Ну и что? Ей было всего пять лет. Что она может знать?

– В пять лет ребенок многое может помнить. Даже, если не все понимает.

Сдвинув брови, он задумался. Маленькая грязная обезьянка постоянно везде бегала в каких-то рваных тряпках, вертелась возле матери и Иларии. На нее никто не обращал внимания, Еспер и Илария могли болтать при ней о чем угодно.

Неожиданно в памяти Арсена ожил совершенно забытый эпизод далекого детства – на столе лежат долларовые банкноты, а отец рассказывает Иларии про американца, нанявшего его для убийства женщины. И припомнилось все так отчетливо, словно это случилось вчера. Сколько ему тогда было? Лет пять. Значит, и у Дины может что-то всплыть.

– Да, возможно, она что-то и вспомнит, – согласился он, – но чего вам бояться, не пойму? Ваш муж, судя по всему, давно понял, что это его дочь – в ту минуту, когда увидел фотографию в медальоне. К тому же, Дина очень похожа на свою мать. Но ведь отношение его к вам не изменилось. Пока ваша роль в этом деле ему неизвестна, вашему браку ничто не угрожает.

– Она может вспомнить какие-то разговоры. Такие, что он смог бы догадаться…

– Все возможно, но будем надеяться на лучшее. В самом деле, Патриция, не делайте из мухи слона. И если это все, то мне пора домой, меня ждет Энни.

– Нет! – руки Патриции лихорадочно стиснули подлокотники кресла. – Я не хочу рисковать!

– Не вижу, чем мог бы вам помочь.

– Я хочу, чтобы ее не стало. Не хочу видеть, ее рядом с моим мужем, не хочу, чтобы она постоянно напоминала ему о…

У нее перехватило дыхание, фразу прервало короткое всхлипывание. Она действительно страдала, Вацлав давно уже забыл, что у него есть жена, с тех пор, как появилась Дина, он ни разу не переступил порога их спальни. Внимательно глядя на нее, Арсен покачал головой.

– Вот в чем дело, оказывается, – негромко произнес он, – лично мне кажется нелепым ревновать мужа к его дочери и призраку давно умершей женщины.  Но в любом случае вы обратились не по адресу, я не убийца, как Дик Остин.

– Вы не убийца, вы шантажист!

– Что вы, дорогая матушка, я искренне огорчен, что вы так обо мне думаете.

– Не смейте называть меня матушкой! Если бы я не отчисляла вам дивиденды с моих инвестиций, вы не смогли бы выкупить пай в бизнесе Яна!

Арсен устремил на нее взгляд, полный искреннего недоумения.

– Не понимаю, в чем вы меня вините. В том, что ваша доброта стала причиной вашего решения помочь больным людям? Бог вас наградит. А на какие средства я выкупил пай, вас абсолютно не касается, мои деньги чисты.

– Не паясничайте! – ее лицо исказилось от ярости. – Я требую, чтобы вы мне помогли. Иначе… иначе я распоряжусь прекратить отчисления моих дивидендов вашим…  больным людям.

Тяжело вздохнув, Арсен развел руками.

– Что ж это ваше дело, а я могу помочь вам лишь советом: заведите любовника.

Глаза Патриции наполнились слезами.

– Вы негодяй, за последние месяцы мои дивиденды превысили сумму самих инвестиций. Вы меня обобрали, а теперь еще издеваетесь.

– Ну уж, обобрал! Скажите еще, что вы перебиваетесь коркой хлеба. Доход с вашей недвижимости в Нью-Йорке и Флориде в два раза превышает дивиденды со всех акций и инвестиций в вашем портфеле. Кстати, комиссия банку и правлению хедж фонда съедает часть дохода моих больных. Я, конечно, не против, Энни прекрасно ведет дела, она заслуживает вознаграждения.

– Хорошо, – сквозь зубы процедила Патриция, – я перепишу на ваше имя свой особняк во Флориде. Если ее не станет.

Арсен задумался и думал довольно долго, отбивая пальцами дробь на подлокотнике. Наконец он отрицательно мотнул головой.

– Нет. Я никогда этого не делал и не смогу. Если вы готовы найти в себе силы и все выполнить самостоятельно, могу лишь вас проконсультировать, как юрист. С соответствующей оплатой за консультацию. Если вас это не устраивает, ищите исполнителя сами.

Лицо Патриции исказила такая ненависть, что Арсену на миг стало страшно.

– Я готова. Хочу, чтобы ее не было. Больше всего на свете хочу. Заключим соглашение.

– Мой гонорар за консультацию – особняк во Флориде.

– Да. Если все получится.

– Однако есть один момент, который требует вашего согласия, – Арсен слегка поколебался, – при нынешних возможностях криминалистики и наших ограниченных возможностях (вы ведь не хотите привлекать к делу прислугу и прочих?) представить ее смерть, как самоубийство, не получится, правосудию нужен будет виновник. Человек, у которого будут мотив, возможность и достаточно решительный характер.

– И кого же вы предлагаете сделать виновником?

С минуту он пристально смотрел ей в глаза.

– Энни.

Патриция отшатнулась.

– Мою дочь? Вы сошли с ума! Энни беременна вашим сыном.

– Тем лучше, правоохранители будут к ней снисходительны. У беременных иногда случаются отклонения в психике.

– Но почему она? С какой стати? Где мотив?

Арсен усмехнулся.

– Как же вы плохо знаете вашу дочь, Патриция! Энни с юных лет была влюблена в Майкла Роджерса, и сейчас еще в душе у нее что-то к нему осталось. Так вы, утопая в слезах, скажете следователю. Вот вам и мотив – ревность, неприязнь к сопернице. Далее: Энни достаточно решительна, посмотрите, как она управляет хедж фондом, не боится никаких рисков. Что касается возможности… возможность мы ей предоставим.

– Какую возможность?

– У вас ведь есть пистолет? Многие состоятельные дамы приобретают себе оружие для самозащиты.

Патриция взглянула на него с некоторым презрением.

– Вы хотите использовать мой пистолет? Я думала, вы умнее – как можно использовать оружие, которое мною куплено и на меня зарегистрировано?

– Можно, если за две недели до того вы заявите в полицию о краже вашего оружия. Не так просто унести пистолет из вашего дома, находящегося под солидной охраной, это может сделать только тот, кто сюда вхож. Ваша дочь, например. Беременные иногда страдают клептоманией. Они берут какие-то предметы, а потом могут сами этого не помнить.

– Ну и как вы думаете все… обставить? – Патриция начала успокаиваться, план Арсена уже не казался ей таким ужасным.

– Вы ведь лично руководите организацией юбилея вашего отца и размещением гостей? Для беременных дам – Энни и Дины – отведите две соседние комнаты в отдаленной части дома. С хорошей звукоизоляцией. Им ведь нужно иметь возможность отдохнуть. В одной из комнат должен быть второй вход. Получится так устроить?

Подумав, она кивнула.

– Думаю, да.

– Каков ваш план мероприятия?

Патриция оживилась – организация мероприятий всегда доставляла ей удовольствие.

– Сначала чествование юбиляра, фуршет, торжественные речи. Потом развлекательная программа. По интересам – кто-то зайдет в зал компьютерных автоматов, кому-то захочется побывать в художественной галерее папы, у него неплохая коллекция картин и скульптур, в большом зале концерт, приглашены несколько знаменитостей. Желающие могут поплавать в бассейне, поиграть в теннис или поло. У меня есть список приглашенных, я примерно знаю, кто чем увлекается. Вечером банкет.  

– После утренних чествований заставьте Дину и Энни немного отдохнуть в своих комнатах. Будьте настойчивы, Дине неудобно будет отказаться, а Энн сама захочет отдохнуть – во время фуршета я дам ей вместо ее витаминов выпить доксиламин, таблетки похожи. Она уснет и будет два часа спать, как убитая.

Патриция неожиданно встревожилась.

– Доксиламин? Что за лекарство? Это не вредно для ребенка?

– Нет, оно прошло испытания, его прописывают беременным. Доктор велел Энни пить его на ночь, она стала плохо спать – в последний месяц много работает. Правда, она не любит лекарств, пьет только в крайнем случае, но если выпьет, ее из пушки не разбудишь.

– Хорошо, что дальше?

– Отведите для Энн комнату со вторым входом. Зайдите к ней, убедитесь, что она спит, позвоните Дине и под каким-нибудь предлогом заманите ее в комнату Энни.

– Но как ее заманить?

– Господи, Патриция, всему вас нужно учить! Ну, скажите ей, что Энн забыла дома витамины для беременных, вы просите одолжить ей один блистер. Скажите, Арсен завтра привезет и вернет. Скажите, вы очень заняты с гостями, а их комнаты рядом, не могла бы она… И так далее.

– А когда она принесет витамины…

– Когда она войдет, стреляйте. Вы умеете стрелять?

– Да, я… я ходила на курсы. Давно, правда.

У Патриции внезапно пересохло во рту и язык прилип к гортани. Заметив это, Арсен засмеялся.

– Ну что, не так-то просто убить человека, как вам кажется, а? Да еще беременную молодую женщину. Лучше откажитесь.

– Нет! Я сделаю.

– Тогда слушайте дальше. Посвятите все оставшееся время тренировке в стрельбе. Лучше всего воссоздайте модель комнаты, где это должно произойти, поставьте манекен. Вы должны непременно попасть в голову, любой другой выстрел может оказаться несмертельным. После того, как она упадет, вложите пистолет в руку Энн и выстрелите еще раз.

– Еще раз… Зачем?

– На ее руке должны остаться продукты выстрела, а на оружии – отпечатки ее пальцев. Они должны быть поверх ваших.

– Мне надеть перчатки?

Арсен пожал плечами.

– Зачем? Это ваш пистолет, на нем могут быть ваши отпечатки. Оставьте пистолет в руке Энн и уходите через ту же дверь, что пришли. Думаю, вы поначалу будете неважно себя чувствовать, но постарайтесь немедленно выйти в большой зал и оказаться среди людей – в таких случаях всегда нужно иметь алиби.

– А дальше?

– Дальше уже дело полиции, нас это не касается. Конечно, когда обнаружат труп, вам лучше быть ближе к дочери. Постарайтесь ее успокоить.

Патриция опустила глаза.

– Энни… арестуют? – сдавленно спросила она.

– Возможно. Ненадолго. Я немедленно свяжусь с ее адвокатом и врачами, мы постараемся представить все, как временное помрачение сознания, вызванное тяжело протекающей беременностью, ее отпустят под залог. В общем, дорогая матушка, – он легко поднялся на ноги, – я расписал вам возможный план действий, а дальше вы уж решайте сами.

***

В перерыве между утренним торжеством и вечерним празднеством, начинавшимся в семь вечера, гости отдохнули и развлеклись, поэтому собирались в банкетном зале веселые, оживленные и бодрые. Приветливо улыбавшиеся официанты разносили подносы с бокалами и закусками, в залах стоял гул голосов, который усилился при появлении виновника торжества.

Мартин Лесли прекрасно выглядел для своих восьмидесяти лет, был худощав, элегантен и двигался очень бодро. Он поднял руку в дружеском приветствии, чем вызвал оглушительный взрыв аплодисментов. Поэтому лишь немногие услышали короткий, но пронзительный женский крик.

Начальник службы безопасности Логан сделал знак одному из своих людей и направился в ту часть дома, откуда донесся звук. В этот момент Арсен, напряженно наблюдавший за происходящим, встретился взглядом с Патрицией. Она стояла, прислонившись к стене, слушала (вернее, делала вид, что слушает) что-то говорившего ей мужчину, но даже толстый слой косметики не мог полностью скрыть смертельную бледность ее лица.

Торопливо подойдя к ней, Арсен извинился перед мужчиной и громко спросил:

– Вы не знаете, где Энни, Патриция? Она еще отдыхает? Окажите такую любезность, проводите меня к ней, я здесь совершенно не ориентируюсь.

Держа за локоть, он почти выволок ее из зала. Пробегавший мимо официант с подносом, широко улыбаясь, остановился рядом с ними.

– Что-нибудь желаете? Мэм, сэр?

– Благодарю вас, нет, – вежливо ответил Арсен и, подождав, пока официант побежит дальше, шепотом сказал: –  Возьмите себя в руки, Патриция, на вас лица нет.

– Крик. Вы слышали? Логан пошел туда, – зрачки ее были расширены от ужаса.

– Мы тоже туда пойдем.

– Нет!

– Все слышали, что я просил вас проводить меня к моей жене. Возьмите себя в руки, идем к Энни. Там, на месте, уже можете упасть в обморок.

Дверь в комнату Энн была распахнута настежь, но Логан, протянув руку поперек входа, остановил их на пороге.

– Не входить!

В другой руке у него был телефон, по которому он говорил, судя по всему с управлением полиции. Арсен сделал вид, что пытается пройти.

– Что с моей женой?! – крикнул он.

За его спиной, вцепившись ему в руку, тряслась Патриция. Оглядев комнату, Арсен уперся взглядом в лежавшее вниз лицом женское тело с месивом волос и крови там, где должен был находиться затылок. Потом он увидел Энн. Сонная и недоумевающая, она сидела на кровати, возле которой валялся пистолет.

–  Пустите меня к моей жене! – он вновь попытался отвести руку Логана, и тот опять его отстранил.

– Входить нельзя, сэр, это место преступления, я вызвал полицию. Джонсон выведи леди в коридор, позови кого-нибудь, пусть ей окажут помощь.

Джонсон, который прежде стоял в стороне, скрытый распахнутой дверью, направился к выходу, поддерживая находившуюся в полуобмороке Дину. При виде нее Арсен невольно дернулся, а Патриция, испустив короткий стон, грохнулась в обморок. Арсен был так ошеломлен, что даже не сделал попытки ее удержать. Он уставился на труп и узнал ее.

«Идиотка! – мелькнула мысль. – Эта идиотка застрелила не ту женщину»

На полу с простреленной головой лежала Марша Грей.

***

Протокол беседы со свидетелем Джимом Логаном. Опрошен сразу по прибытии полиции на месте преступления.

– Как долго вы работаете в корпорации Лесли?

– Я работаю в службе безопасности корпорации двадцать лет, десять из них возглавляю службу безопасности.

– Что входило в ваши обязанности во время празднования юбилея главы корпорации?

– Следить за безопасностью собравшихся. Поэтому, услышав женский крик, я немедленно поспешил туда, откуда он донесся.

– Теперь по подробней, пожалуйста. Что происходило дальше?

– По звуку я определил, что крик донесся из конца дома, где отведены комнаты для Энн Нова и Дины Роджерс. Обеих среди присутствующих в зале не было, хотя по времени торжество уже начиналось. Поэтому я забеспокоился – в комнатах прекрасная звукоизоляция, нужно было очень громко кричать, чтобы крик донесся до зала. Я немедленно поспешил туда в сопровождении одного из сотрудников. Постучал в комнату Дины Роджерс – она первая по ходу движения, – а мой сотрудник прошел вперед и повернул за угол. Мне на стук никто не ответил, а Джон – это мой сотрудник – крикнул, что дверь распахнута. Я имею в виду дверь в комнату Энн Нова. Я поспешил туда. Поскольку дверь была открыта, мы вошли не постучав.

– Что первым бросилось вам в глаза, когда вы вошли?

– Тело жертвы на полу, кровь.

– Вы сразу узнали жертву?

– Первой мыслью было: платье, как у Марши Грей. В следующий момент я понял, что это и есть Марша.

– Вы хорошо знали убитую?

– Разумеется. Она работала в фармацевтической компании нашей корпорации, в отделе, ведущем секретные разработки. Для допуска ее к подобной работе мы должны были иметь о ней полную информацию.

– Что было потом?

– Потом я увидел Энн. Я имею в виду Энн Нова. Она спала на кровати, лежа на боку, в правой руке был пистолет. Дину Роджерс я заметил не сразу, только когда услышал ее стон – ее скрывала распахнутая дверь. Она сидела на полу, была полуобмороке и держалась за живот. Я крикнул Джону, чтобы помог ей, а сам вытащил телефон, чтобы вызвать полицию. Говорил очень громко, от моего голоса Энн зашевелилась, пистолет упал на пол. Она села на кровати, но, кажется, не понимала, что происходит. В этот момент появились миссис Патриция Нова и муж Энн, Арсен Левентис. Они попытались войти, но я их не впустил. Джону я велел вывести Дину Роджерс и вызвать помощь – меня заранее предупреждали, что ей в ближайшие дни рожать, и я был проинструктирован, что делать в этом случае и к кому обращаться. Когда Джон ее выводил, Патриция Нова упала в обморок. Я помог ее зятю ее поднять, и тут приехала полиция.

– Что все это время делала Энн Нова?

– Абсолютно ничего. Она сидела с таким видом, словно еще не проснулась и не понимает, что происходит.

– Благодарю вас за содействие полиции, если вы нам еще понадобитесь, мы с вами свяжемся.

Протокол беседы со свидетельницей Диной Роджерс. Опрошена в родильном отделении больницы, где находится в связи с рождением ребенка, на следующий день после убийства Марши Грей

– Управление полиции благодарно вам за то, что вы в такой сложный для вас момент согласились ответить на вопросы следствия. Приносим вам наши поздравления.

– Спасибо. Пока лежала здесь, все время старалась припомнить все детали, знала, что вы будете спрашивать. Так что, спрашивайте.

– Вы знали погибшую?

– В последнее время мы подружились, Марша мне очень нравилась. Она работает… работала вместе с моим мужем, он и мистер Нова очень ее ценили.

– Постарайтесь вспомнить подробно все, что случилось в тот день.

– Марша хотела получить степень бакалавра, и я старалась ей помочь, чем могла. Я сама работала и одновременно училась в магистратуре, знаю, как это нелегко. В тот день в перерыве между утренним и вечерним торжествами мы с ней хотели немного позаниматься. Конечно, это был праздник, люди шумели, но Марша через две недели должна была сдавать экзамен, а у меня приближался срок родов. Я была не уверена, что после рождения ребенка смогу уделить время Марше, поэтому предложила ей позаниматься в перерыве – пока все веселятся. Она обрадовалась. Когда миссис Нова отвела нас с Энн в наши комнаты и ушла, я позвонила Марше и сказала, что можно приходить. В доме было шумно, но в нашем крыле хорошая звукоизоляция, до нас с Маршей не доносилось ни звука, и мы около часа спокойно занимались – она кое-что не понимала, я ей объяснила. Потом мне позвонила миссис Нова, сказала, что Энн забыла дома витамины для беременных, взяла вместо них другое лекарство. Если мне не трудно, не могла бы я одолжить один блистер из моей пачки, они мне потом вернут. Конечно, я согласилась. Миссис Нова попросила, если мне нетрудно, занести витамины Энн и положить ей на тумбочку, чтобы она выпила, когда нам в пять часов принесут сок. А то Энн спит, а она сама очень занята с гостями. Еще смешно рассказала, что Энн вместо витаминов по ошибке выпила доксиламин – это снотворное для беременных – и теперь никак не проснется. Сказала, чтобы я была внимательней, если буду принимать, таблетки похожи. Я ответила, что и без доксиламина хорошо сплю. Сказала ей, пусть спокойно занимается гостями, а я сейчас занесу Энн витамины. Вытащила витамины из сумки, а Марша говорит: давай, я отнесу, потом сбегаю к себе принять душ и вернусь. Взяла и ушла.

– Вы не слышали выстрелов?

– Нет, в тех комнатах очень хорошая звукоизоляция. Я ничего не слышала, ждала Маршу и уснула, просыпаюсь – уже семь, и Марши нет, и сок нам никто не принес, а витамины нужно с соком принимать. Я поскорей встала, пошла к Энн – хотела узнать, что и как. Постучала – ответа нет. Дверь приоткрыта. Я вошла, позвала Энн. А потом увидела на полу Маршу. Наверное, я очень громко закричала. Потом плохо помню, что было, в голове все смешалось. Меня прямо оттуда отвезли в родильное отделение. Вот и все, что я запомнила.

– Вы обратили внимание на то, что делала мисс Нова, когда вы вошли?

– Я ее не видела. Сейчас понимаю, что она была там, но тогда я смотрела только на Маршу, мне было страшно. Ничего не могу сказать, все было, как в тумане. Извините.

– Еще раз спасибо, миссис Роджерс, что уделили нам свое время. Если что-нибудь вспомните, сообщите нам.

Протокол беседы со свидетельницей Патрицией Нова, матерью подозреваемой.

– Когда вы оставили вашу дочь одну?

– Вскоре после ленча. Она по ошибке приняла вместо витаминов свое снотворное, обнаружила это, когда ее стало клонить в сон. Полезла в сумочку и увидела, что ошиблась. Не то положила. Я отвела ее и Дину Роджерс отдыхать в их комнаты. Беременные, сами понимаете. Уложила Энн, она после этого снотворного спит часа три, как убитая. Вернулась к гостям, а потом подумала, что у Дины тоже могут быть витамины, позвонила ей, попросила отнести Энн – их комнаты рядом. Думала, к вечеру Энн проснется и выпьет с соком.

– Но сок им так и не принесли.

– Я просила официантку им отнести, но она, наверное, забыла.

– Какую официантку, можете ее назвать?

– Я не помню, я была очень занята с гостями.

– Месяц назад вы заявили в полицию, что у вас пропал пистолет. Судя по номеру, это именно тот пистолет, из которого была застрелена Марша Грей. Кто мог его взять, как вы думаете?

– Я не могу этого знать. Если бы знала, то сообщила полиции. Меня навещают многие – друзья, знакомые, родственники.

– Ваша дочь навещала вас в то время, когда пропал пистолет?

– Она бывает у меня время от времени, но я не могу точно сказать, когда именно он пропал. Я не каждый день заглядывала в сейф, где он хранился.

– Кто знал шифр от сейфа?

– Не знаю. У меня там, кроме пистолета, лежали драгоценности, акции. Я часто открывала сейф при гостях, может, кто-то подсмотрел.

– Ваша дочь не страдала клептоманией? Некоторые женщины в положении страдают клептоманией.

– Я не замечала.

– У нее были причины недолюбливать Маршу Грей?

– Никаких, она прекрасно относилась к Марше. Неужели вы думаете, это Энн ее застрелила?

– Я ничего не думаю, миссис Нова. Спасибо за сотрудничество, возможно, нам еще понадобится с вами побеседовать.

Протокол беседы с Арсеном Левентисом, мужем подозреваемой. Опрос произведен следователем на месте преступления. Опрашиваемый потребовал, чтобы его жене немедленно сделали анализ крови.

– Почему вы этого требуете?

– Моя жена после ленча приняла доксиламин, который вызывает сонливость и нарушает координацию движений. В таком состоянии она никого не могла намеренно застрелить. Прошу зафиксировать мое требование в протоколе.

– Требование зафиксировано, хотя и без этого эксперты возьмут ее кровь на анализ и снимут реплику с ее рук на предмет нахождения продуктов выстрела. Могла ли ваша жена, имея при себе пистолет, выстрелить по ошибке? Приняв, например, Маршу Грей за кого-то, кого она боялась?

– Я никогда не видел у нее пистолета. Со всеми друзьями и коллегами она была в хороших отношениях, у нее не было врагов, иначе она поделилась бы со мной. Энн серьезная деловая женщина, ожидающая ребенка, а не глава мафиозного клана.

– Опасность могла существовать в ее воображении. Как она обычно себя вела, когда принимала этот препарат? Не проявляла признаков агрессии?

– Ей прописали доксиламин два месяца назад, но она принимала его только дважды, когда бессонница была особенно мучительна.  Энн вообще не любит никаких таблеток, признает только витамины. После приема доксиламина она обычно спала. Никаких отклонений я у нее не замечал.

– Где вы сами находились в течение дня?

– До ленча я был с женой, когда моя теща увела ее отдыхать, я отправился в зал игровых автоматов и пробыл там до начала банкета.

– У вас не возникло желания зайти и проверить, как она себя чувствует? После того, как по ошибке выпила снотворное вместо витаминов?

– Я знал, что Энн будет спать, и не хотел ей мешать. К тому же, со мной в игральном зале было несколько гостей, которым моя теща просила меня уделить особое внимание. Я не мог ей отказать.

– Хорошо, если вы нам понадобитесь, мы с вами свяжемся. Благодарю вас за сотрудничество.

Протокол допроса подозреваемой Энн Нова. Допрос проводится у подозреваемой дома, в связи с ее положением суд разрешил освободить ее под залог. Допрос проводится на следующий день после совершения преступления в связи с тем, что подозреваемая находилась под действием препарата доксиламин. Перед допросом подозреваемая Энн Нова ознакомлена со своими правами. На допросе присутствует адвокат Гарри Роджерс.

– Что вы делали вчера с часу до четырех пополудни?

– Я выпила снотворное и спала.

– В этот промежуток времени вы видели Маршу Грей, говорили с ней?

– Я никого не видела, я спала.

– На пистолете, из которого застрелена Марша, отпечатки ваших пальцев, на вашей руке обнаружены остатки продуктов выстрела. Как вы можете это объяснить?

– Я не могу этого объяснить. Я не знаю.

– Месяц назад из дома ваших родителей пропал пистолет, принадлежащий вашей матери. Что вам об этом известно?

– Что-то слышала краем уха, но мне было некогда, много работы.

– Вы не замечали за собой привычки брать чужие вещи? Некоторые женщины страдают этим во время беременности.

– Я не клептоманка, не надо мне приписывать то, чего нет! И я никого не убивала, я не понимаю, что произошло и происходит. Вы должны в этом разобраться, за это вы получаете ваше жалование!

Подозреваемая почувствовала себя нехорошо, допрос был прерван по требованию ее адвоката.

***

Лейтенант Стив Маккой закончил рапорт и, отправив его начальству, заварил кофе, собираясь дать себе короткий отдых, но спустя десять минут зазвонил его телефон.

– Зайдите ко мне, – будничным голосом велел его шеф майор Истон.

К немалому удивлению Маккоя в кабинете начальника присутствовали Фрай Бакстер из ФБР – пару раз Маккою приходилось иметь с ним дело, – Джим Логан и сам Мартин Лесли.

– Садитесь, лейтенант, – сказал Истон, едва Маккой переступил порог, – нас с вами предупредили, – неприязненный взгляд в сторону фэбээровца, – все, что мы сейчас услышим, не должно выйти за пределы этого кабинета, – он повернулся к Логану, – говорите, мы вас слушаем.

– Майор, лейтенант, – начал Логан, – прошу у вас прощения за то, что при первом опросе меня сообщил неполную информацию. Я не указал, что погибшая Марша Грей работала над секретным проектом, работы велись в фармацевтической компании нашей корпорации по госзаказу. У меня не было права  открыть вам эту информацию до получения специального разрешения федералов, – он взглянул на Бакстера, – однажды Маршу пытался завербовать некто Каннингам, но она наотрез отказалась и сообщила нам, в службу безопасности. Мы провели внутреннее расследование, допросили Каннингама, но знал он очень мало. Человек, входивший с ним в контакт, ничего ему о себе не сообщил. Мы не хотели скандала и не стали раздувать это дело, поскольку…

Логан взглянул на Мартина, насупившись, старик закончил фразу:

– Каннингам был бой-френдом моей внучки Энн.

– Вот как! – резко проговорил Истон. – Где сейчас находится Каннингам?

– По нашим данным вне юрисдикции США, – ответил Бакстер, – ФБР подключается к расследованию убийства Грей. Мы не отбираем это дело у нью-йоркской полиции, будем вести его параллельно с вами. В рамках сотрудничества решено сообщить департаменту полиции закрытую информацию.

– Моя внучка не убийца, я в этом уверен, – проворчал Мартин Лесли, – найдите настоящего виновника смерти этой бедной девочки Марши. Мой адвокат предоставит вам мое письменное разрешение получать любую информацию, касающуюся меня и моей корпорации. Надеюсь, это облегчит вашу работу, – он поднялся и взглянул на Логана, – пойдем, Джим, мы сказали здесь все, что должны были сказать.

Проводив их до двери, Истон вернулся на свое место.

– Полагаю, сэр, вы не станете возражать и ознакомите нас с информацией, которую уже имеете, – чуть наклонив голову, вежливо проговорил Бакстер.

Майор Истон не любил, когда ФБР вмешивалось в дела полиции, но в данном случае федералы оказали любезность, не забрав у них дело.

– Я готов их вам предоставить в любую минуту, – преувеличенно вежливо ответил он, – лейтенант Маккой переслал мне отчет незадолго до вашего прихода.

– Непременно с ним ознакомлюсь, но предварительно хотелось бы выслушать лейтенанта Маккоя.

– Разрешите мне отвести Бакстера в мой кабинет и там ознакомить с подробностями, сэр? – Маккой вопросительно взглянул на шефа и, получив выражающий согласие кивок, повернулся к Бакстеру. – Пойдем ко мне, Фрай.

В маленьком кабинете лейтенанта Бакстер с облегчением опустился на стул.

– Уф, хорошо. Ваш майор заставляет меня чувствовать себя неуютно. Кофе дашь?

– Он не любит вас, федералов, – со смешком подтвердил Маккой, направляясь к кофеварке.

– Да кто же нас любит! Ладно, выкладывай.

Налив кофе и поставив перед гостем чашку, Маккой уселся напротив гостя за свой стол и включил компьютер.

– Значит так, объективные данные: отпечатки пальцев на оружии принадлежат Энн Нова, им соответствуют результаты анализа продуктов выстрелов на ее правой руке и одежде.

– Мотив?

– Пока я мотив проследить не мог.

– Может, месть за бывшего бой-френда Каннингама? – предположил Бакстер. – Грей донесла службе безопасности.

Маккой пожал плечами.

– Про Каннингама я не знал, пока ты не загрузил меня новой информацией, однако все равно не сходится. Энн Нова довольна браком, ожидает ребенка, с какой стати ей рисковать всем, чтобы отомстить бывшему? Ну, пусть так, пусть она похитила у матери пистолет и ждала удобного случая. Но ведь она умная женщина, понимала, что состояние у нее на тот момент было не совсем подходящее для столь серьезного дела – она ведь приняла снотворное. Выбрала бы другое время.

– Возможно, она не хотела убивать Грей, думала лишь попугать. Выстрелила два раза, один раз случайно попала в голову. Ладно, какая у тебя еще есть версия?

– Предполагал, что она чего-то или кого-то опасалась. Позаимствовала у матери пистолет, держала его при себе, а тут у нее полусонное состояние, и кто-то входит в комнату. Ну и начала палить со страху.

– Кого же она могла опасаться?

– Кто знает! Энн Нова возглавляет хедж фонд, игра там идет по-крупному. Возможно, кто-то из инвесторов счел несправедливым распределение дивидендов. Опять же, с учетом твоей информации, она могла бы опасаться Каннингама. Если честно, для Энн Нова такая версия была бы оптимальной – непредумышленное убийство, хороший адвокат вообще все сведет к несчастному случаю. Однако она наотрез все отрицает.

– Да, – подумав, сказал Бакстер, – сложно. Хороший у тебя кофе, налей еще, пожалуйста. Больно уж хорошо все улики указывают на Энн Нова. Ты не думал, что ее могли подставить? 

– Такая мысль у меня мелькала. Когда я опрашивал ее мать, та утверждала, что просила одну из официанток к пяти часам отнести дочери и Дине Роджерс по стакану сока. Официантка ее просьбу не выполнила. Ни в одной из сотрудниц фирмы, обслужившей праздник, мать ту официантку не признала.

Бакстер оживился.

– Это уже интересно. Мы поищем официантку. Может быть, она и является главным действующим лицом. Проверим все окружение Энн Нова, проследим, насколько возможно, участие в деле Каннингама.

Маккой кивнул.

– Что ж, прекрасно. А мы с помощниками займемся финансами хедж фонда, раз Лесли дал разрешение на доступ к информации. Потом состыкуемся и обсудим.

***

Майкл и Дина считали Сильвию самым очаровательным ребенком на свете, огорчало их лишь то, что ни никак не могли определить цвет ее глаз. В этот день, приехав вечером домой, Майкл в очередной раз поспорил с женой:

– Мне кажется, они будут серые, как у тебя, – настаивал он.

– А я думаю, они карие.

– Я прочитал, что, у всех светлоглазых в первый месяц жизни цвет непонятный, а темноглазых видно сразу.

Сильвия проснулась и захныкала. Дина поспешно взяла ее на руки и расстегнула халат, чтобы дать грудь. Майкл чмокнул ее в щеку и взглянул на часы.

– Мне нужно ненадолго съездить к старику, он велел нам с Вацлавом быть у него в шесть часов.

Дина кивнула – Майкл не рассказывал ей подробностей своей работы, но ей понятно было, что гибель Марши Грей имела серьезные последствия.

– Не спеши, осторожней.

Проводив мужа взглядом, Дина посмотрела на причмокивающую дочку, и перед глазами ее опять поплыли какие-то образы. Знакомые и незнакомые – после всего недавно пережитого они стали посещать ее все чаще и чаще.

 Она бегает среди каких-то кустов, на нее кричит злая старуха. Ей хочется есть, но старуха отбирает у нее хлеб и бьет палкой, а женщина с закрывающими лицо длинными волосами сует ей грудь. И голоса – говорят не по-английски, но почему-то все понятно.

Наевшись, Сильвия выпустила ее грудь. Положив ее на бочок, как положено, Дина прилегла рядом и задремала. А когда очнулась, то вспомнила все.

***

Пожав руки Вацлаву и Майклу, Мартин Лесли пригласил их сесть.

– Хочу вас порадовать, – он кивнул в сторону сидевшего поодаль Логана, – Джим сообщил, что проверка Питера Осло закончена, можете доверить ему работу с животными в закрытом отсеке.

– Я в нем и не сомневался, – лицо Вацлава стало печальным, – наша бедная Марша всегда прекрасно о нем отзывалась.

– Все же, Джим, расскажите, что обнаружила ваша проверка, – велел Мартин, – нам всем не мешает это знать.

– Питер Осло, поступил в колледж, но спустя год оставил его – умер отец, пришлось работать и помогать матери. Кроме него в семье еще две девочки восьми и тринадцати лет. Встречается с девушкой Сашей Дикенсон. Вместе поступили в колледж, но она, в отличие от него, учение продолжает. Занимается искусствоведением. Отзывы преподавателей о ней хорошие. Родители Саши – Кайл и Дженни Дикенсон. Семья достаточно обеспечена, родной отец Саши был врачом, выходцем из Китая. Получил образование и работал в Штатах. Погиб, когда девочка еще не родилась – оформлял кредит, в то время, как банк подвергся налету грабителей. Вы, наверное, помните то дело – во главе банды стоял Дик. Остин. Второй муж матери Сашу удочерил и дал ей свою фамилию, в семье еще мальчик на три года ее моложе. Они с Питером встречаются уже третий год, отношения достаточно прочные. Питер работает у нас уже два года, зарекомендовал себя хорошо и…

Засмеявшись, Вацлав поднял руку и прервал его:

– Все, Джим, все! С этой стороны мы Питера сами прекрасно знаем. Аккуратный, исполнительный, неглупый, я рад, что мы спокойно можем ему доверять. Надеюсь, наше с ним сотрудничество… – его прервал, телефонный звонок, он взглянул на дисплей, – это Патриция, извините. Да, Пат?

– Вацлав, Энни отвезли в больницу. Поднялось давление, сказали, будут делать кесарево. Я еду туда, приезжай.

Вацлав вскочил, Мартин тоже был на ногах, губы его дрожали.

– И я поеду, Джим, вызови, пожалуйста моего шофера.

– Я сам отвезу вас, сэр, так будет быстрей, – возразил Логан, – успокойтесь.

Патриция встретила их у входа, выглядела она уже достаточно спокойной.

– Операция прошла нормально, мальчик здоров, три килограмма, Энн пока под капельницей. Арсен с ней, хочет быть рядом, когда она проснется. Извините, я всех напугала – Арсен позвонил мне, когда уже делали операцию, я испугалась. И вы все приехали!

– Ничего, – Мартин поцеловал дочь, – главное, что все в порядке. Тогда я поехал домой, устал сегодня.

– Конечно, папа, езжай, – ворковала она, ласково поглаживая мужа по плечу и глядя на него сияющими любовью глазами, – мы с Вацлавом тоже поедем, что здесь сидеть, раз Энни еще спит? Я завтра утром приеду. Вацлав, нам с тобой нужно позвонить Дэвиду, сказать, что он стал дядей. Майкл, а ты что тут делаешь? Скорее езжай домой к Дине!

Когда Майкл приехал домой, Дина лежала рядом с мирно чмокающей малышкой и неподвижно смотрела вверх. Мысли ее витали в далеком прошлом, перед глазами мелькали давно забытые лица, в ушах звучали голоса.

– Прости, что задержался, – шепотом сказал он, – сидели у старика, когда позвонила Патриция и нас напугала. Энни срочно забрали в больницу, сделали кесарево. Мы поехали туда, и уже все было в порядке

Сделав над собой усилие, Дина вернулась к реальности.

– Что ты! Прекрасно, какой вес? А Энни как?

– Кажется, три килограмма, а Энни еще спит. Арсен с ней.

– У тебя есть его телефон? Завтра позвоню, чтобы поздравить. Кстати, у нас сегодня на ужин картофель фри и кальмары. Пойдем на кухню, пока Сильвия спит, поешь и ложись спать, ты весь день сегодня на ногах. Все в порядке?

– Кажется, все, – кивнул Майкл, – кроме того, что я жутко голоден.

***

Дина позвонила Арсену вечером следующего дня, незадолго до того, как Майкл вернулся из лаборатории.

– Здравствуй, Арсен, – легонько покачивая Сильвию, сказала она, – это Дина Роджерс. Хочу поздравить тебя и Энни с рождением сына.

– Здравствуй, Дина, – приветливо отозвался он, – спасибо за поздравление. Занесу в органайзер твой номер, а то смотрю, звонит кто-то незнакомый. Странно, что у меня его не было.

– Это потому, что прежде мы с тобой никогда не общались, не было необходимости. Но сейчас мне нужно с тобой поговорить. Не по телефону. И это очень важно.

– Что ж, – чувствовалось, что Арсен заинтригован, – Патриция сейчас с Энни, так что можем увидеться хоть сегодня, тебя устроит?

– Прекрасно. Майкл скоро вернется, я оставлю с ним Сильвию и выйду. Где? Я еще плохо знаю Нью-Йорк.

– Я тоже, – он тихо засмеялся, – давай, у Кросса. Возьми такси, любой таксист тебя довезет, его ресторан все местные знают. Не спеши, я займу нам столик.

Столик находился в глубине зала, неподалеку от того места, где они сидели, отмечая бракосочетание Арсена и Энн. Официант принес  Дине стакан сока, Арсену кружку пива, подождав, пока он отойдет, Дина посмотрела на Арсена.

– Наверное, ты удивляешься, что я так неожиданно захотела тебя увидеть?

– Это верно, прежде мне казалось, что ты меня избегаешь, – согласился он, – но, что касается меня, я рад тебя видеть и любуюсь – прелестная молодая мама.

– Дело в том, что я вспомнила, – негромко проговорила она.

Его брови удивленно взлетели кверху.

– Вспомнила? Что?

– Остров, – по-гречески заговорила она, – кусты. Илария. Текла. Мальчик Арсен, маленькая грязная обезьяна, Левентис. Еспер. Американец нанял Еспера убить Дину, – ей не хватило запаса греческих слов, пришлось перейти на английский, – я запомнила, что Илария говорила Текле. После того, как вы с Еспером исчезли. Еспер ведь твой отец? И ты тот мальчишка Арсен? Я помню, как ты крикнул «маленькая грязная обезьяна», когда мы сидели здесь в прошлый раз. Но тогда я еще ничего не помнила, просто испугалась. А теперь вспомнила все. Ты ведь тоже меня узнал?

Потягивая пиво, Арсен задумчиво смотрел на нее какое-то время, потом поставил кружку и улыбнулся.

– У тебя хорошая память, – ответил он, – да, это я. Я плохо себя вел в свое время, признаю. Обижал тебя. Но большинство мальчишек таковы. Ты хочешь получить компенсацию?

– Дина была моей матерью? – не обратив внимания на его насмешливый тон, спросила она. – Я помню, она давала мне грудь, хотя я уже была большая. Она не могла говорить.

– Да, она была твоей матерью. Она была немая.

– Но ведь Еспер не был моим отцом? Кто был мой отец? Тот американец? Которого убил Еспер?

Арсен улыбнулся еще шире.

– Тебе это так интересно?

– Это ты взял серебряное сердечко? – стиснув зубы и глядя на него в упор, спросила Дина. – Такую дешевую вещицу не стал бы никто красть, провалиться сквозь землю она тоже не могла. Ты видел ее у моей матери, и тебе стало любопытно. Кроме тебя никто не мог ее взять.

Он засмеялся, весело и добродушно, сунул руку во внутренний карман и вытащил медальон, но отвел руку в сторону, когда Дина к нему потянулась.

– Что ж, признаю. Украл. Мне стыдно. Вот это сердечко. Зачем оно тебе?

– Это мой медальон! – возмущенно вскричала она. – Там фотография женщины. Моей матери. Вацлав ее видел. Отдай!

– Возьми, – послушно согласился он, отдавая ей медальон, пару минут понаблюдал, как она пытается его открыть, потом забрал у нее, – дай, покажу, как это делается. Ты хочешь увидеть свою мать?

– Хочу, – на глаза ее навернулись слезы.

– Но на фотографии не только твоя мать.

– А… кто еще?

– Твой отец.

– Тот американец, которого убил Еспер?

– Нет, американец сам был нанят. Он был известным преступником и окончил свою жизнь так, как кончают ее подобные люди. А твой отец жив и здоров, – щелкнув в его руке, сердечко распахнуло свои лепестки, – посмотри на него, узнаешь? Здесь он, конечно, моложе и красивее.

– Боже мой, – вся кровь отхлынула от лица Дины, – Вацлав Нова? Он мой отец? Он нанял преступника, чтобы убить мою мать?

Арсен подождал, пока она придет в себя.

– Такие люди не совершают преступления своими руками, – поучительным тоном сказал он, – они ласковы, заботливы, их все любят. Возьми свой медальон, надень его на шею и носи. Скажешь, что нашла его у себя в сумке, а то возникнут вопросы. Дотрагивайся до него всякий раз, когда будешь говорить со своим отцом, и тебе захочется поверить его словам.

– Я никогда в жизни больше не буду с ним разговаривать, – голос Дины зазвенел слезами, застегнув цепочку, она положила на сердечко ладонь и крепко прижала его к груди.

– Это уже твое дело. Однако не забудь, что Дэви и Энн твои брат и сестра. Энн сейчас очень тяжело, ее обвиняют в том, чего она не делала. Ты не хочешь навестить ее в клинике? Это в двух шагах отсюда, много времени не займет. Она будет рада.

– Я никогда не верила, что Энни в чем-то виновата, – Дина поднялась, продолжая прижимать к груди сердечко, – пойдем. Так странно – у меня есть брат и сестра.

К моменту их прихода Энн сидела на кровати и болтала с матерью, при этом обе любовались спящим в кроватке младенцем – его появление, казалось, смягчило натянутость отношений между ними. Услышав голос Арсена за дверью, Энн радостно вспыхнула.

– Арсен пришел! Кого он привел, интересно?

– Дина захотела полюбоваться нашим героем, – переступив порог и подтолкнув вперед Дину, весело проговорил Арсен.

– Здравствуйте, Патриция. Поздравляю, Энни, милая, – Дина нежно поцеловала Энн в щеку, – это и есть твой герой? Прелесть какая! У него носик, как у твоего мужа.

– Представляешь, Энни, Дина нашла свою безделушку. Помнишь, она потеряла ее в день рождения Патриции? А она оказалась у нее в сумке, представляешь? Покажи, Дина.

Подняв висевшее на шее сердечко, Дина продемонстрировала его Энн и Патриции, поболтав в воздухе. Они с Энн перекинулись парой слов, не замечая бледности, покрывшей лицо Патриции, потом Дина заторопилась:

– Все, мое время закончилось, сейчас моя принцесса проснется и захочет есть.

– Я вызову тебе такси, – Арсен поднялся ее проводить, –  пойдем. Сейчас вернусь, Энни, не скучай без меня.

Подождав, пока такси Дины отъедет от клиники, он вернулся в вестибюль и столкнулся с Патрицией.

– Что все это значит? – в бешенстве прошипела она.

– Не понимаю, дорогая матушка, – голос его был удивительно кроток, – вы о чем?

– Ты вернул ей медальон? И что она знает? Что ты ей сказал?

– Разве вы не слышали? Она случайно нашла его у себя в сумке. И ничего не знает. Пока не знает.

Плечи Патриции обмякли.

– Чего ты хочешь? – глухо спросила она.

– Того, о чем мы договаривались. Особняк во Флориде.

– Ты не выполнил уговора, она жива.

– Это вы, матушка, опростоволосились, – весело возразил Арсен, – а я свое выполнил. И теперь делаю все, чтобы смягчить последствия вашей глупости и спасти свою жену.

Патриция стиснула зубы.

– Хорошо, я напишу дарственную на имя внука.

– Ребенок еще слишком мал, дорогая матушка, – нежно проворковал Арсен, – он не сможет разумно распоряжаться своей недвижимостью, придется уж вам доверить это мне.

Глава седьмая. Год 2019.  Похищение белой мыши

На срочно собранном закрытом заседании правление компании «Интернекс фарма» всесторонне обсудило сложившуюся ситуацию. Делавший доклад член правления подвел итоги:

– С одной стороны убийство Марши Грей принесло нам существенную пользу – Питер Осло, которого мы уже используем, а в перспективе, надеюсь, сможем использовать гораздо эффективней, допущен к работе в закрытый сектор лаборатории Нова. С другой стороны, расследованием убийства совместно с полицией занимается ФБР, что существенно осложняет нашу работу, поскольку затрудняет контакт с Сашей Дикенсон, девушкой Осло. Приходится соблюдать осторожность, чтобы ее не скомпрометировать, мы не можем позволить себе потерять и этого агента.

– Странное убийство, – задумчиво произнес один из слушавших доклад, – что вы думаете об этом, Таусен? Полагаю, мы ни в коей мере к этому непричастны?

Таусен взглянул на него с явной неприязнью.

– Абсолютно непричастны, – бросил он и повернулся к человеку, считавшемуся здесь главным, лицо его сразу приобрело почтительное выражение, – сэр, что касается убийства Грей, то ничего нового у следствия нет. ФБР подключилось к расследованию для проверки версии, что убийство Грей связано с ее работой, но главной подозреваемой пока остается Энн Нова.

– У вас есть какие-то предположения?

Таусен пожал плечами.

– Кто знает. Есть информация, что работой Нова заинтересовались китайцы. Доктор Ридигер ознакомился с последними данными и считает, что в настоящий момент препарат проходит испытания на животных.

– Мне это известно, – главный взглянул на часы, – я просил доктора подойти к половине седьмого, он будет здесь через пятнадцать минут.

Ридигер переступил порог совещательного зала, когда электронные часы на стене показывали восемнадцать тридцать.

– Рад видеть всех, джентльмены. Таусен, окажите любезность, загрузите это, чтобы нам не терять времени, – он вытащил из нагрудного кармана карту памяти в прозрачном футляре, передал ее Таусену и, пока тот устанавливал карту в компьютер, с легкой усмешкой пояснил: – Девушка записала свой разговор с возлюбленным. Мы с Таусеном прослушали все, но, чтобы вас  не смущать, я скопировал отрывки, которые относятся к нашему делу. Девушка – Саша Дикенсон, ее возлюбленный – Питер Осло. Поэтому, думаю, диалоги вас заинтересуют. Готово, Таусен? Включайте.

Отрывок первый:

– Пит, расскажи, чем ты сегодня занимался.

– Как всегда. Сначала проверил данные приборов – поступление кормов, очистку клеток, работу воздушных фильтров. Конечно, роботы все сами должны регулировать, но, все равно, нужно проверить. Представляешь, если где-то случится сбой, и будет выброс в общий воздуховод!

– Ужас! Вы все заразитесь?

– Ну, не обязательно, там несколько уровней защиты, но проверять нужно.

– А потом? Мне просто интересно представлять, что ты делаешь, когда меня с тобой нет.

Смех Питера.

– Ну, представляй. Надеваю защитный костюм и по очереди захожу в разные сектора. До прихода доктора Роджерса мне нужно записать, как ведут себя инфицированные мыши. Сначала иду к тем, кто не получил препарат. Сегодня, кстати, у нас было много сдохших. Я дал роботу команду переложить их в специальный отсек. Их сначала осмотрят, потом утилизируют.

– Ой, бедные, мне их так жалко!

– Что поделаешь, это все для пользы людей, так проверяют препарат. Потом захожу к тем, кто получил лечение. Им обычно с вечера вводят разные дозы. Реакция разная, конечно, но сегодня все были живы, одна парочка даже трахалась.

– Ой, правда? По-настоящему? Знаешь, мне тоже захотелось…

Отрывок второй:

– У ваших мышей очень опасные болезни?

– Очень. Самые паршивые, какие есть. СПИД, гепатит, разный грипп, краснуха, я уже все не помню. Есть, конечно, не очень страшные – риновирусы, коронавирусы, аденовирусы. В каждом секторе разные. Я, когда выхожу из одного сектора, прохожу дезинфекцию в камере, потом надеваю другой костюм и иду в другой сектор.

– Почему другой костюм?

– Чтобы не занести инфекцию из одного сектора в другой.

– А тебя они могут заразить?

– Ну, я же в защитном костюме. Иди ко мне, трусиха, не бойся, я не заразный…

Отрывок третий:

– Что вы делаете с мышами, которые выздоровели?

– Обычно снова подсаживаем к больным. У нас вирусы особые, агрессивные, специально выведенные. Они размножаются в слизистых носоглотки, а оттуда проникают в кровь. ВИЧ, например, или гепатит В в метро не подхватишь, если на тебя больной чихнет, а у наших мышей запросто. Поэтому их, чтобы заразить, подсаживают друг к другу в клетки. Выздоровела, например, мышь от гриппа, мы ее сажаем к тем, что с гепатитом В или ВИЧ.

– Ты так хорошо рассказываешь Пит! Откуда ты столько знаешь?

– Мне доктор Роджерс дает книги читать и сам рассказывает. Сейчас мне хорошо платят, потому что я с инфицированными работаю. Думаю снова в колледж поступить. И доктор Роджерс тоже советует. Получу бакалавра. Ты тогда меня будешь больше любить?

Хихиканье.

– Я тебя и такого люблю, давай, покажу…

Отрывок четвертый:

– Все-таки мне жаль мышей. Выздоровела, отпустили бы ее на четыре стороны.

– Нет, нужно исследовать их… как это… восприимчивость к новой инфекции. И очень интересно получается, доктор Роджерс с доктором Нова обсуждали как-то, но я не все понял. В общем, так: если мышь болела каким-то вирусом и выздоровела самостоятельно, без препарата, то иммунитет у нее ослаблен, и другой вирус ее может даже убить. Или она будет очень тяжело болеть. А вот если мышь вылечили их препаратом – хоть от гриппа, хоть от краснухи, – то потом куда хочешь сажай, она не заболеет. Доктор Нова говорит, препарат сохраняется у них в организме. Сейчас они хотят выяснить, это на время, или навсегда.

– Здорово! Значит, можно получить этот препарат, и потом никакой вирус не страшен? Я могу спать со всеми подряд и не бояться подхватить ВИЧ?

– Но-но! Я тебе покажу, как спать со всеми подряд! Иди ко мне…

Отрывок пятый:

– Ты сегодня просто зверь (тяжело дышит). Расскажи еще что-нибудь. Потом что ты сегодня делал?

– Дай отдышаться, ты меня тоже загнала. Да весь день так – менял свои скафандры, ходил из сектора в сектор. К последнему зашел моему малышу. Помнишь, когда я еще работал в открытом секторе, про него рассказывал? Он меня узнавал, бежал ко мне, когда я пел  «Мария, Мария». Я уж думал, его в живых нет. А его вначале от гриппа вылечили, потом он во всех секторах побывал, это еще при Марше, она жива была. Не заболел ничем. Сейчас он после последнего сектора с коронавирусом сидит на карантине. Уже давно. К нему двух здоровых самок запустили, проверяют, заразит он их или нет.

– Почему самок?

– Проверить, как препарат воздействует на мужские способности.

– Ну и как?

– Нормально, обе уже в положении бегают. Потом потомство будут обследовать.

– Самки не заразились?

– Да нет, здоровые. Доктор Роджерс вообще считает, что малыш уже незаразный, но мне, все равно, велел заходить к нему в защитном костюме – на всякий случай. Я ему напеваю «Мария, Мария», он меня узнает – подбегает, на задние лапки садится. Сахар просит…

Ридигер сделал знак Таусену выключить звук.

– Это все, – сказал он, – разумеется, эта парочка, весьма далека от вирусологии, но все же из их диалогов можно понять, что тестирование препарата на животных идет полным ходом. Мне нужны образцы, чтобы завершить работу. Кстати, следует поспешить, вы ведь уже знаете, что китайцы тоже интересуются работами Нова? Они попытались получить аналогичный препарат, используя белых акул, но потерпели неудачу.

***

С ужасом слушая запись своего разговора с Сашей, Питер Осло прислонился к спинке дивана, и закрыл глаза, лицо его посерело. Саша сидела рядом, уткнувшись ему в плечо и тихо всхлипывая.

– Кто тебе это дал? – спросил он, когда запись окончилась.

– Один человек, я его прежде никогда не видела, – подняв голову, она из-под упавших ей на лицо волос бросила острый взгляд в сторону Питера, –  подошел ко мне на улице, дал диск, просил прослушать вместе с тобой и оценить. Сказал, наша квартира давно у них на прослушивании, а эта запись получилась особенно удачно. Я прослушала и сразу позвонила тебе, чтобы ты приехал. Он позвонит.

Звонок не заставил себя ждать.

– Мистер Питер Осло?

– Кто вы?

– Это не имеет значения. Главное для вас, что я не имею отношение ни к полиции, ни к федералам. Вы прослушали запись? Как она вам понравилась?

Питер взглянул на Сашу, испуганно смотревшую на него широко открытыми глазами, и успокаивающе сжал ее руку.

– Что вам нужно? – холодно спросил он.

– Начнем с того, что нужно вам. Вам нужно, чтобы эта запись не попала в чужие руки. Еще вам не помешала бы солидная сумма на вашем счету. Разумеется, в каком-нибудь месте, где она не заинтересует налоговые органы. Например, на Каймановых островах. Взамен нам нужно животное, получившее разработанный в вашей лаборатории препарат, и диск с полной информацией обо всех перенесенных им процедурах.

Испуганно дернувшись, Питер отключил телефон. Сразу же заиграл телефон Саши. Она слушала молча, звонивший говорил долго, а когда он отключился, девушка с ошеломленным видом повернулась к Питеру.

– Он предлагает пять миллионов!

– Ну и что? Я не могу выполнить его требование.

– Но что, если он передаст запись нашего разговора в ФБР? Он говорит, ты не имел права обсуждать со мной работу в лаборатории, это вопрос государственной безопасности. Пит, это я во всем виновата, вечно приставала к тебе с вопросами! Что с нами теперь будет?

Заплакав, она уткнулась ему в плечо, он погладил ее по голове.

– Не плачь, детка, тебе никто ничего не сделает, ты не подписывала обязательства хранить тайну. Пусть передают, куда хотят, я один за все отвечу. Завтра сообщу обо всем доктору Нова и доктору Роджерсу, пусть решают. Думаю, меня уволят, но я сам виноват.

– Но что будет с тобой? Тебя ведь будут судить и посадят в тюрьму!

– Все может быть.

Оттолкнув его, Саша села, заплаканная, со злым лицом и спутавшимися волосами.

– Ты так говоришь, да? Тебе все равно? Когда я начала курить крэк, ты велел мне бросить. Сказал, что я могу погибнуть, а ты этого не переживешь. И я бросила. Мне тяжело далось, но я справилась. Ради тебя. Но если тебя посадят, для кого мне себя беречь? Тебе все равно, что я без тебя погибну? Ладно, чем раньше, тем лучше.

– Что ты говоришь, Саша!

– Что мне еще останется?

Ею овладело лихорадочное возбуждение, вскочив с дивана, она босиком металась по комнате.

– Ну, чего ты от меня хочешь? – расстроено спросил он.

Саша замерла на месте, потом бросилась к нему, обняла, крепко прижалась, зашептала:

– Да принеси ты им одну мышь! Уедем! Далеко, где никто нас не достанет. Твои мать и сестренки приедут к нам. У нас будут деньги, много денег.

Со вздохом отстранив ее, Питер покачал головой:

– Глупая, как я это сделаю? Если даже представить, что мне удалось вынести из лаборатории мышь, инфицированную опасным вирусом, ты понимаешь, каковы будут последствия?

– Вынеси своего малыша. Самки от него не заразились, доктор Роджерс тоже говорит, что он уже не заразен.

Питер молчал, угрюмо и долго. Рушились все его планы – окончить колледж, заниматься работой, которая уже серьезно его увлекла. Наконец он кивнул.

– Хорошо. В принципе, это сделать будет нетрудно, мне доверяют. Завтра я работаю до восьми часов вечера, к тому времени все сотрудники разойдутся. Заманю малыша сахаром в контейнер, после этого включу сигнализацию.

– Как ты его вынесешь? – деловито спросила уже успокоившаяся Саша. – У вас же на входе и выходе детекторы?

– Вынесу в кармане, детекторы не реагируют на живые организмы. Но отсутствие мыши в секторе роботы обнаружат уже через несколько часов, за это время мы должны будем покинуть Штаты.

– Они получат мышь лишь в обмен на билеты на самолет, – обрадовано согласилась Саша, – не волнуйся.

В течение всего следующего дня Питер не раз испытывал желание отказаться от этой затеи и признаться во всем Майклу Роджерсу. Потом перед глазами его вставало лицо Саши – такое, каким оно было, когда он застал ее за курением крэка. К счастью, она только начала, ему удалось не дать ей свалиться в пропасть.

Около восьми вечера Питер зашел в сектор, где содержался его любимый мышонок, напевая «Мария, Мария», распахнул дверцу клетку и поставил возле нее контейнер с сахаром. К его досаде мышонок лишь постоял на пороге, потом запищал, призывая свой «гарем», и вошел в контейнер только после того, как туда забрались обе его «супруги», – емкость была достаточно велика. Выгонять их Питеру было уже некогда – в восемь следовало включить сигнализацию и покинуть помещение. Поэтому он закрыл контейнер и сунул его под защитный комбинезон, а в раздевалке, где к этому часу никого из сотрудников не было, пристроил под свитером на животе и зафиксировал ремнем.

Мыши метались в контейнере, Питер животом ощущал их движение и от души надеялся, что они не задохнутся  – просверленных им в крышке отверстий могло оказаться недостаточно для обеспечения воздухом троих. Поэтому, добравшись наконец до дома, он поспешил извлечь свою ношу из-под свитера и сказал встретившей его Саше:

– Где клетка? Нужно поскорей пересадить их, чтобы не задохнулись.

– Вот, сюда. Где диск с информацией?

Отдав ей диск и пересадив животных в приготовленную для них клетку, Питер закрыл дверцу и повернулся к Саше:

– Где билеты?

И умолк – лицо его смотрело дуло револьвера.

– Какие еще тебе билеты? Ты куда-то собрался?

Питер не поверил своим глазам.

– Саша… ты что? Тот человек, что нам звонил… где он?

– Тот американец? – лицо Саши выразило глубочайшее презрение. – Неужели ты думал, что я буду стараться для американца? Для Америки? Мой отец был замечательным врачом, много лет работал в Штатах, лечил американцев. Он был в банке во время налета – всего лишь хотел оформить кредит на дом. И кого первым застрелили полицейские, когда туда ворвались? Его! Они решили, что человек с китайской внешностью и есть самый главный грабитель. Ненавижу эту страну, ненавижу американцев, и тебя тоже ненавижу.

Она тяжело дышала, глаза ее возбужденно блестели, зрачки  расширились, ее трясло.

– Саша, ты опять курила крэк? Ты же обещала мне! Дай сюда пистолет!

До того, как выстрел разнес ему голову, до последнего мгновения своей жизни, он не верил, что она выстрелит. Когда тело его со стуком упало на пол, штора, закрывающая проход на кухню, отодвинулась, и в комнату вошел пожилой китаец. Глаза его холодно скользнули по неподвижно лежавшему на полу телу и обратились к клетке.

– Ты сумела получить мышей, племянница.

– Да, дядя. Вот диск с записью. Нужно быстрей идти, а то мы опоздаем, я уже собрала вещи, – она тараторила, явно находясь в состоянии эйфории, – нас с мышами пустят на самолет?

– Конечно, пустят, племянница, не волнуйся, – сунув в карман диск, ласково ответил китаец, – а вот пистолет придется оставить. Дай его мне.

Взяв пистолет, который Саша еще сжимала в опущенной руке, он поднял его и выстрелил ей в голову. Потом приподнял клетку, удовлетворенно разглядывая возбужденно метавшихся мышей. Одна из  округлившихся самок присела на задние лапки и дважды чихнула в его сторону. Китаец брезгливо поморщился, набросил на клетку валявшуюся на диване старую шаль и торопливо вышел из комнаты.

***

Около полуночи Майкла Роджерса разбудил звонок одного из охранников:

– Сэр, в  девятнадцатом секторе робот подает сигнал тревоги. Я звонил Питеру Осло, он уходил последним, но его телефон выключен.

Чертыхнувшись, Майкл начал одеваться. Лабораторные роботы каждые четыре часа чистили клетки, меняли животным воду, заменяли корма на свежие и проводили пятиминутную видеосъемку для последующего сравнительного анализа поведения мышей. В девятнадцатом секторе находился благополучно справившийся со всеми вирусами самец и две здоровые самки. Что могло случиться? Но раз робот подает сигнал тревоги, значит, требуется проверка.

– Я еду в лабораторию, – шепотом сказал он вошедшей Дине, – если позвонит Вацлав, скажи, что я уехал.

– Поставь на автоответчик, – отвернувшись, сказала она.

Застегнув джинсы, он внимательно посмотрел на жену.

– Что произошло?

– Не понимаю. Я поменяла ребенку подгузник, покормила, теперь хочу лечь спать, посмотри на время. Что особенного, если я прошу включить автоответчик? Ты ведь поспал, я тоже хочу.

Взглянув на часы, Майкл спохватился – действительно, поздно. Нынче он так устал, что, вернувшись с работы, лег и полностью отключился. 

 – Спи, конечно, извини. Я просто удивился – ты в последнее время отказываешься видеть Вацлава, когда он заходит, к нему не выходишь, – поэтому и спросил.

Если он рассчитывал, что жена ответит что-нибудь вроде «это все твое воображение», то ошибся – не ответив, Дина легла рядом с мирно посапывающей Сильвией и повернулась на бок лицом к девочке. В последнее время она по ночам клала дочку рядом с собой – если малышка начинала хныкать, ей можно было, не вставая, сунуть грудь. Гораздо удобней, чем подниматься и спешить к детской кроватке. Поскольку продолжать разговор о Вацлаве Нова теперь было не время, Майкл поцеловал жену и направился в гараж.

По дороге он попробовал дозвониться до Питера, но охранник оказался прав – телефон лаборанта был отключен. И все же Майкл полагал, что ничего страшного не случилось – у робота мог произойти сбой в системе, а Питер, возможно, занимается любовью со своей девушкой и отключился от всего мира, чтобы не мешали. Встретивший его охранник, наоборот, выглядел сильно встревоженным.

– Доктор Роджерс, видео робот выводит на экран пустую клетку, указывает на отсутствие в ней живых объектов. Сам я проверить и зайти в сектор, разумеется, не могу.

Надев защитный костюм, Майкл отправился в девятнадцатый сектор и только там, при виде пустой, но закрытой и поставленной на сигнализацию клетки, его охватила паника.

Спустя двадцать минут в лабораторию приехал начальник охраны Логан. Надев защитный костюм, он зашел в девятнадцатый сектор, где Майкл Роджерс продолжал дюйм за дюймом осматривать помещение.

– Вы что-нибудь обнаружили, доктор Роджерс?

– Абсолютно все в порядке, – устало ответил Майкл, потянулся вытереть пот со лба, но вспомнил, что на нем защитный костюм, – все на месте, кроме животных.  Клетку можно открывать – иногда информации от датчиков недостаточно, нужно оценить реакции животных субъективно. Однако, если потом случайно оставить дверцу открытой – так, чтобы мыши сумели выбраться наружу, – и отойти на расстояние метра, то немедленно сработает сигнализация. Однако дверцы закрыты, сигнализация включена.

– И что вы можете предположить? – Логан недовольно поерзал в непривычном для него костюме.

– Ну что я могу предположить? Разве что кто-то их похитил.

Он сказал это в шутку, но Логан принял его слова вполне серьезно.

– Эти мыши представляют опасность для окружающих? – спросил он.

– Да как вам сказать, – Майкл сделал попытку пожать плечами, но ему опять помешал защитный костюм, – на месте террористов я похитил бы животных из ВИЧ сектора. Или хотя бы из оспенного или гриппозного. Здесь у нас один из штаммов коронавируса, это заболевание дыхательных путей, вроде простуды, особой опасности не представляет. Собственно говоря, самец, что здесь находился, прошел десятидневный карантин, самки были из неинфицированных, так что сейчас, думаю, в этот сектор неопасно заходить и без наших скафандров, но доктор Нова требует соблюдать правила.

– Кто здесь не хочет соблюдать правила? – в сектор быстрым шагом вошел Вацлав Нова в защитном костюме, из-за которого Логан в первый момент его не узнал. – Мне охрана уже сообщила, давайте, сам все осмотрю.

Но и он, кроме исчезновения мышей, ничего подозрительного обнаружить не сумел. Когда они вышли из сектора и переоделись, Логан, ни на кого не глядя, сухо сказал:

– Охрана говорит, до Питера Осло они так и не дозвонились. Я должен сообщить старику, поставить в известность полицию и ФБР.

В девять часов в домашнем кабинете Мартина Лесли сидел лейтенант Маккой. Об исчезнувших мышах Мартин уже знал, но об убийстве Питера Осло и Саши Дикенсон в интересах следствия еще никому не сообщали.

– Садитесь, лейтенант, – сказал Мартин, – мне уже сообщили о похищении животных. Видно, в работе моей охраны имеются серьезные недочеты, но главная вина, конечно, лежит на мне.

– Я здесь не только по поводу животных, сэр, – глядя на него в упор, проговорил Маккой, – сегодня ночью ваш сотрудник Питер Осло и его девушка обнаружены убитыми в квартире, которую они снимали.

Мартин откинулся на спинку кресла, руки его бессильно упали.

– Питер Осло? Лаборант, заменивший Маршу Грей?

– Да.

– Эти убийства как-то связаны с убийством Грей?

– Это мы и должны выяснить. Поэтому я должен задать вам несколько вопросов.

– Я всегда готов к сотрудничеству, вы знаете.

– Департамент полиции это ценит. Вы дали нам доступ к информации обо всех финансовых счетах вашей компании, по этому поводу я хочу задать несколько вопросов.

– Вы обнаружили что-то противозаконное в деятельности корпорации?

– Нет, сэр, но кое-что показалось странным. У вас в корпорации существует фонд помощи.

Мартин в недоумении чуть приподнял брови.

– Действительно. Средства фонда используются для выплаты стипендий детям моих сотрудников, для оплаты лечения, если его не покрывает страховка, для дополнительных выплат тем, кто вступил в первый брак или при рождении ребенка.

– Как формируются средства фонда?

– Корпорация отчисляет в него часть годового дохода, к тому же, многие сотрудники и их близкие вносят добровольные пожертвования. Я в их числе. Не стану скрывать, немалую роль здесь играют налоговые льготы, но в этом нет ничего противозаконного.

– Ваша дочь тоже вносит пожертвования?

Мартин слабо улыбнулся и покачал головой.

– Патриция? Нет, она скептически относится к любому виду благотворительности.

– И, тем не менее, дивиденды с ее инвестиций в хедж фонд, управляемый вашей внучкой, полностью перечисляются на счет некой благотворительной организации. Счет этот открыт на Каймановых  островах. Поскольку ваша внучка управляет хедж фондом весьма эффективно, общая сумма отчислений уже превысила сумму инвестиций, которая составляет десять миллионов долларов.

Потрясенный, Мартин какое-то время смотрел на Маккоя молча.

– Я не знал об этом, – с трудом выговорил он наконец, – конечно, делать подобные пожертвования не в ее привычках, но ведь в этом ничего противозаконного нет, насколько я понимаю, Пат может распоряжаться своими средствами, как угодно.

– Одним из соучредителей благотворительной организации является ее зять Арсен Левентис, – невозмутимо продолжал Маккой, – также нам стало известно, что недавно ваша дочь составила дарственную на свою собственность во Флориде. Дарственную на имя вашего зятя.

– Возможно… да, я думаю, это связано с рождением моего правнука, – Мартин провел по лбу тыльной стороной ладони, вытирая выступивший пот, – но в этом опять же нет ничего противозаконного.

– Тем не менее, вы удивлены, поскольку не в привычках миссис Нова делать столь щедрые подарки. Тем более, что между ней и ее зятем особо теплых отношений нет. Возможно даже, у вас, как и у меня, возникли некоторые подозрения. Подозрения, что все это очень сильно смахивает на…

Он умолк, выжидательно глядя на Мартина, и тот со вздохом кивнул:

– Вы правы, лейтенант, это смахивает на шантаж.

– Меня не интересуют ваши семейные дела, сэр, но я расследую убийство – теперь уже тройное убийство, – и не могу пройти мимо любых странностей. Тем более, что ваша дочь связана с первым убийством – Маршу Грей застрелили из ее пистолета, – ваша внучка является главной подозреваемой, а Арсен Левентис – ее муж.

– Вы правы, лейтенант, я все понимаю. Но, клянусь, мне абсолютно ничего неизвестно. Полагаю, никаких обвинений моей дочери и ее зятю вы предъявить не можете. Полагаю, в ФБР тоже ничего обнаружить не смогли. Иначе вы пришли бы не ко мне, а допросили бы их. При нынешних же обстоятельствах они на ваши вопросы отвечать не станут, да и наш адвокат им этого не посоветует. Поэтому, наверное, мне лучше самому с ними побеседовать и все выяснить. Но я уверен, что все это никак не связано с убийствами.

Маккой поднялся.

– Хорошо, сэр, – холодно ответил он, – постарайтесь сделать это как можно скорее.

После его ухода Мартин вытащил из кармана телефон и нажал клавишу вызова Патриции.

– Немедленно приезжай ко мне.

Его тон ее испугал.

– Что случилось, папа? Я с утра обещала Энни к ней приехать, а потом…

– Приезжай ко мне, – резко повторил он, отключился от связи с дочерью и позвонил Арсену Левентису.

***

Мартин Лесли перевел взгляд с дочери на мужа внучки. Патриция явно нервничала, ее судорожно сцепленные руки лежали на коленях. Арсен, судя по его небрежной позе, чувствовал себя вполне спокойно.

– Не буду терять времени, – сухо проговорил Мартин, – у меня сегодня был лейтенант Маккой, которому я дал разрешение на проверку всех транзакций со счетов и на счета моей корпорации. Он сообщил мне, что весь доход от инвестиций Патриции в хедж фонд перечисляется на счет некой благотворительной организации. При этом одним из соучредителей этой организации являетесь вы, Левентис. Прошу объяснений.

– В этом есть что-то противозаконное, сэр? – простодушно удивился Арсен.

Возможно, слишком простодушно, поскольку Мартин даже отвечать не стал ему, а продолжил:

– Он также сообщил мне о подарке, преподнесенном недавно Патрицией ее зятю. Чересчур дорогом подарке с точки зрения следствия. Да и с моей тоже.

– До чего мелочны люди в вашей  великой стране, сэр, – Арсен с брезгливым видом покачал головой, – подарок бабушки внуку вызывает у них подозрения.

Мартин, выведенный из себя, стукнул кулаком по столу.

– Замолчите! Если вам не нравится наша страна, могли остаться у себя в Греции. Вы женаты на американке, делаете здесь бизнес, хотя мне до сих пор не очень понятно, на какие средства вы смогли приобрести пай в деле. У меня есть информация, что на момент вашего прибытия в США таких средств у вас не имелось.

– Сэр, – Арсен с достоинством выпрямился, – я делаю бизнес в вашей стране и аккуратно плачу налоги в ее казну. Поскольку я не совершил ничего противозаконного, то никому не обязан давать отчета в своих делах. Я ведь не требую у вас отчета о делах вашей корпорации.

От подобной наглости Мартина на миг охватил гнев, потом ему стало смешно.

– Браво, хорошо сказано! Я не буду просить у вас отчета, возможно, его попросит полиция. Им ваши с Патрицией дела тоже кажутся весьма подозрительными и очень смахивающими на шантаж.

– В полицию поступила жалоба? – с улыбкой поинтересовался Арсен.

 – Нет. Их делом было расследовать убийство Марши Грей, а не искать шантажиста. Однако теперь они дотошно разбираются во всем, что кажется им странным. Поскольку произошли еще два убийства.

– Два убийства! – ахнула Патриция. – Но к этим двум убийствам я никакого отношения не имею, папа!

«Идиотка, – в который раз мысленно оценил Арсен умственные способности своей тещи, – ну, теперь старик привяжется»

Действительно, Мартин немедленно повернулся к дочери и просверлил ее острым взглядом.

– Ты хочешь сказать, что имеешь отношение к убийству Марши Грей? Отвечай, Патриция!

По лицу Патриции градом покатились слезы.

– Папа, как ты можешь такое обо мне думать, я ничего не знаю.

Прозвучало это настолько фальшиво, что Мартин поморщился.

– Ты никогда не умела мне лгать, Патриция. Давай, сделаем так: ты расскажешь мне все. Если этот человек, – кивок в сторону Арсена, – шантажировал тебя, я должен знать, почему. Если он связан с убийством Грей, ты тоже должна мне сказать. Ты моя дочь, я всегда буду на твоей стороне. Но я должен знать все, чтобы тебя защитить.

Патриция молча рыдала. Арсен обратился к ней голосом, полным притворного участия:

– Действительно, почему бы вам не рассказать все вашему папе, милая матушка? Я уверен, вам станет намного легче.

– Нет! – стремительно вскочив на ноги, она попыталась выбежать из отцовского кабинета, но Мартин успел нажать кнопку блокиратора, и Патриция лишь бессильно дергала ручку двери, не в силах ее открыть.

– Вернись на место, – строго сказал ей отец, – ты не выйдешь отсюда, пока я всего не узнаю.  Ладно, хочешь молчать – молчи, – он повернулся к Арсену, – в таком случае расскажите мне вы. Если вы будете молчать, то обещаю: вами займется не только полиция, но и ФБР.

– Серьезная угроза, – согласился Арсен.

Мартин, не уловив иронии в его голосе, продолжал:

– Если же вы все чистосердечно мне все расскажете, я помогу вам беспрепятственно покинуть Штаты. Сколько вы хотите? Я заплачу.

– Наверное, мне стоит подумать над вашим предложением, сэр.

Слегка наклонив голову, он весело взглянул на Патрицию, и ее нервы не выдержали.

– Замолчите!

Бросившись на Арсена, она попыталась вцепиться ему в лицо. Поймав ее руки, он крепко стиснул их и покачал головой.

– За что вы так сердитесь на меня, дорогая матушка? Вы же слышите, что предлагает мне ваш папа? Сбежать, оставить мою дорогую Энни и нашего сына. Готов за это хорошо заплатить, – тон его стал вкрадчивым, – принять мне это предложение, как вы думаете?

– Не верь ему, папа, – пытаясь вырваться, вне себя кричала Патриция, – это все ложь, это он застрелил Грей и тех двоих. Он мне сам это сказал. Он и меня угрожал застрелить, если я не выполню всех его требований. Я боялась.

Арсен крепко встряхнул ее, швырнул в кресло, где она прежде сидела, и вернулся на свое место.

– Это уже верх всего, матушка, – оправив пиджак, гневно процедил он, – я помнил о нашем соглашении и не собирался вас выдавать, но раз уж вы такая идиотка, что сами напросились… Думаю, действительно стоит все рассказать вашему отцу, иначе от вас можно ждать неприятностей.

– Не верь ему, папа, он преступник, а я твоя дочь! – сжавшись в комок, Патриция горько рыдала, закрыв руками лицо.

– Рассказывайте, – ледяным тоном велел Арсену Мартин.

– Хорошо, сэр, я расскажу. Но у меня есть одно условие: во время моего рассказа должен присутствовать доктор Вацлав Нова.

Патриция издала пронзительный вопль и забилась головой о спинку кресла. Не обращая на нее внимания, Мартин, по внутреннему телефону связался со своей секретаршей.

– Трина, будьте так добры, пригласите ко мне доктора Нова.

***

Лицо Мартина Лесли во время рассказа Арсена осунулось, стало старым и больным, словно на нем в один миг отпечатались все его восемьдесят лет. Вацлав Нова был бледен, как стена. Патриция сидела, все также сжавшись в комок и взглядом своим напоминая затравленного зверя.

– У вас, конечно, есть доказательства всего, о чем вы говорите? – ничего не выражающим голосом поинтересовался Мартин.

– У меня есть копии документов, подтверждающих вину Патриции в убийстве матери Дины Роджерс. Могу представить. Подлинники хранятся там, куда вам не дотянуться. Хотите обвинить меня в шантаже? Попробуйте. Не думаю, что у вас что-то получится. Ваша дочь перечисляла деньги не мне – мучимая совестью, она делала пожертвования организации, помогающей испытавшим стресс. Пособничество в убийстве Марши Грей? Патриция меня утомила, требуя убить Дину Роджерс, и я предложил ей шуточный план. Кто мог предположить, что столь респектабельная леди захочет выполнить его всерьез, да еще застрелит не ту девушку. Ах, да, еще особняк во Флориде! Подарок внуку. Но до совершеннолетия мальчика ведь кто-то должен заниматься его недвижимостью, и кто сделает это лучше родного отца? Однако, сэр, что-то мне подсказывает, что вам не захочется выносить все эти дела на суд толпы и папарацци.

– Вы негодяй, каких мало, – проворчал Мартин.

Вацлав Нова, до сих пор сидевший неподвижно, поднялся.

– Меня не касается, что вы  собираетесь делать дальше, я ухожу, – он взглянул на Мартина, – сэр, пока я буду жить в отеле, сообщу точно, где устроюсь.

– Нет! – бросившись перед ним на колени, Патриция отчаянно вцепилась в его брюки. – Не уходи, Вацлав, это все ради тебя, ты моя жизнь. Я не могла без тебя жить.

Осторожно отцепив ее руки, Вацлав Нова направился к выходу, но замедлил шаг, когда Арсен сказал ему в спину:

– Еще одну минуту, мистер Нова. Ваша дочь Дина, будучи ребенком, слышала кое-какие разговоры взрослых. Позже она их забыла, но сейчас вспомнила. Она догадалась, что вы ее отец, но в голове у нее путаница, она считает, что это вы наняли киллера убить ее мать.

На мгновение Вацлав закрыл глаза, потом открыл их и кивнул.

– Понятно. Я постараюсь все ей объяснить.

Когда дверь за ним закрылась, Арсен повернулся к Мартину:

– Я все рассказал вам, как вы хотели, сэр. До сих пор я не мог обвинить Патрицию, поэтому старался сделать все, чтобы смягчить угрожающую Энни статью об убийстве. Можете мне не верить, но я действительно люблю вашу внучку и нашего сына. Решайте, что делать.

 Мартин взглянул на него с неприязнью.

– Винить вас я не вправе, первой на путь преступления встала моя дочь, – он перевел взгляд на Патрицию, – обвинение с Энн должно быть снято, ты напишешь признание в убийстве Марши Грей. Причиной укажи личную неприязнь к убитой, никаких подробностей, шум вокруг моей корпорации и моей семьи мне не нужен. Признание передадут в полицию лишь после того, как ты покинешь Штаты. Страну, где хочешь обосноваться, выбери сама.

Она кивнула с безразличным видом.

– Сделаю. Мне уже все равно.

***

Выйдя из кабинета Мартина Лесли, Вацлав вытащил из кармана телефон, порылся в сети и заказал себе недорогой номер в отеле на Пятой авеню.  Ему было нехорошо, хотелось забиться в нору подальше от всех, успокоиться и понять, что делать дальше. Поэтому, приехав в отель и заняв номер, он первым делом вывесил на дверь табличку «не беспокоить», лег на кровать и закрыл глаза, в памяти чередой проплывали картины прошлого.

Дина, их маленький коттедж на острове Эгина, ее глаза, руки, волосы. Однажды при нырянии с ее головы слетела резиновая шапочка, и она вышла из моря окутанная мокрыми длинными волосами. Он пошутил:

«Ты у меня настоящая Афродита»

Прелестный островок Мони, где она с серьезным видом кормила с рук диких коз и павлинов, настолько привыкших к туристам, что  с бесстрашной наглостью подбегали к ним, выпрашивая угощение.

И тот страшный день, когда он метался по берегу возле оставленного ею халатика, вглядываясь вдаль, все еще надеясь, что сейчас  там, далеко в море, покажется ее головка, она подплывет, выйдет на берег, обнимет его, заглянет в глаза.

«Милый, опять я тебя напугала? Прости, увлеклась, так приятно было плыть, плыть, плыть, ни о чем не думать»

Патриция никогда не спрашивала его о Дине, никогда не упрекала. Он считал, что она ведет себя благородно – сумела преодолеть обиду, простила измену, хочет облегчить его боль. Он так считал. Глупец! Столько лет прожить с женщиной и не понять, какова она на самом деле.

Погруженный в свои мысли, Вацлав не сразу осознал, что в дверь стучат, причем, достаточно громко.

– Мистер Нова, вы живы? – крикнул знакомый голос. – Откройте.

Нехотя поднявшись, Вацлав отпер дверь.

– В чем дело? – холодно спросил он у переступившего порог Фрая Бакстера. – Я  приехал сюда, потому что хотел побыть один. Как вы меня нашли?

– Такая у меня работа, – фэбээровец опустился на стул и жестом предложил Вацлаву последовать его примеру, – прошу простить, но наш разговор не терпит отлагательств.

– Что такое? Меня хотят арестовать за убийство?

Бакстер не обратил внимания на язвительный тон, каким Вацлав задал этот вопрос.

– Убийство, – серьезно проговорил он и покачал головой, – нет, убийствами пока занимается полиция, мне нужно выяснить другое. Какую информацию о вашей работе над препаратом могут получить те, у кого в данный момент находятся похищенные животные? Как они могут их использовать? Если предположить, что они специалисты примерно вашего уровня и имеют аналогичные возможности. Это важно.

– Как-то я об этом не задумывался.

– А вы подумайте. И попробуйте мне, как неспециалисту, это доступно объяснить.

Какое-то время Вацлав размышлял.

– Попробую объяснить это вам, как неспециалисту, – сказал он наконец, – при наличии технических возможностей анализ крови животного, получившего препарат, даст представление о структуре молекул белка arbitrium, являющихся основой препарата. Достаточно информированный опытный специалист сможет определить и последовательность биосинтеза такого белка. Но самого препарата он не получит. По той причине, что препарата не существует.

– Не понял.

– Мы пока его не получили. Программа, которую получает вирус от введенного препарата, парализует его активность, тормозит размножение и заставляет затаиться внутри клетки. Наша же задача заставить его самоуничтожиться.

– В чем разница?

– Затаившись, вирус все еще представляет опасность, – вскочив, Нова нервно заходил по комнате, возбужденно размахивая руками, – мы пока не знаем, какое время белок arbitrium будет присутствовать в организме. Год, два, три? Размер его молекул на первых порах позволяет, образно говоря, обманывать иммунную систему, не терпящую ничего чужеродного. Но что произойдет со временем? Не знает никто. Слипание, укрупнение? Нет, препарата мы пока не получили, работа далека от завершения. К тому же, мы не знаем, как долго может быть вирусоносителем организм, получивший arbitrium. Поэтому я не разрешал входить в безопасный, казалось, сектор без защитного костюма. Какому идиоту могло прийти в голову, рискуя здоровьем, похитить подопытных животных?

Остановившись возле Бакстера, он посмотрел на него вопросительно, словно в поисках ответа. Тот пожал плечами.

– Пока у меня нет ответа на ваш вопрос. Знаю лишь одно: тот, кто это сделал, заинтересован в коммерческом использовании результатов вашей работы, а не в ее успешном завершении. И вы можете ему в этом серьезно помешать.

– Я? Каким образом?

– Сядьте, сэр, и выслушайте меня спокойно. Садитесь, садитесь. Так вот, полагаю, те нюансы, о которых вы мне говорили, их не интересуют, для них чрезвычайно важно выбросить препарат на рынок в том виде, в каком он существует сейчас. Но ведь вы всегда можете представить доказательства того, что ваши результаты попросту похищены. Вы ведь можете это сделать?

Вацлав смотрел на него в недоумении.

– Разумеется, вся наша работа  задокументирована поэтапно.

– Видите! Поскольку вы можете доказать свое авторство, вам грозит серьезная опасность. Кто не остановился перед воровством, способен и на более тяжкое преступление. За ними уже тянется кровавый след.

– Хотите сказать, что и меня могут убить? – на губах Вацлава мелькнула невеселая улыбка, – однако не забывайте, что Майкл Роджерс владеет не меньшей информацией, чем я.

– Майкл Роджерс еще молод, среди ученых-вирусологов он не пользуется таким авторитетом, как вы. Ну, скажет он, как вы мне говорили: препарат еще не тот, что мы хотим, нужно доработать, исследовать и прочее. Так его просто проигнорируют. Такую рекламную компанию раздуют, что он и пикнуть не сможет. А вот вас им не хотелось бы видеть своим оппонентом.

– Ну и что теперь я должен делать?

– Ничего. Это наша обязанность взять вас под защиту. Разумеется, с вашей стороны не должно быть никаких протестов и попыток избавиться от назойливой охраны.

– Хорошо, – Вацлав испустил тяжелый вздох, – протестов не будет.

– В таком случае, я пришлю охрану, – Бакстер поднялся, – мои люди будут здесь через час. Заприте дверь в номер и никого не впускайте.

– Прекрасно, – с коротким смешком ответил Вацлав, – надеюсь, за этот час меня не убьют.

Заперев дверь за вышедшим Бакстером, он лег на кровать и закрыл глаза. Ему хотелось вновь вызвать воспоминания, но они не приходили – разговор с фэбээровцем вернул его в реальность, и в этой реальности нужно было обсудить предстоящий разговор с Диной. Рассказать ей все с самого начала – о его любви к ее матери, о прекрасном острове Эгина, о медальоне, купленном у антиквара в тот день, когда они узнали о предстоящем рождении ребенка. О той боли, что жила в нем все эти годы после их разлуки.

Скрип двери заставил его повернуть голову. На пороге стоял пожилой китаец, неподвижно глядя на Вацлава и направив на него дуло пистолета. Глаза Вацлава скользнули по стоявшим в углу электронным часам, молнией мелькнула нелепая мысль:

«Час еще не прошел, ФБР, как всегда, на шаг позади»

От этого ему вдруг стало смешно, и он улыбнулся. Китаец нажал курок.

***

Об убийстве доктора Вацлава Нова сообщили в утренних новостях. Спустя час его жена Патриция Нова покончила с собой, приняв большую дозу валиума. В оставленном ею предсмертном письме она признавалась в убийстве Марши Грей, вызванном обидными словами жертвы, сказанными за несколько месяцев до трагедии.

ЭПИЛОГ

Ли Чинг-Юн вздохнул с облегчением. Его работа в течение последних лет не давала ему ни минуты передышки, по его следу шли спецслужбы разных стран, трижды агенты ЦРУ дышали ему в затылок. Сколько раз он собирался уйти на покой, но потом поддавался на уговоры начальства и брался за новое задание. Но теперь все было решено окончательно, последнее поручение – добыть биологические образцы из лаборатории американской фармацевтической компании и покончить с разработчиком препарата – выполнено. Образцы переданы заказчику, разработчик мертв.

В самолете, пресекавшем Атлантику, Ли Чинг-Юн с наслаждением откинулся на спинку кресла и мысленно представил себе весь последующий маршрут. Еще четыре часа оставалось лететь до Парижа, там придется сделать пересадку. Потом еще почти сутки в воздухе. Останется каких-то сорок минут на машине до родного Эчжоу, но Ли Чинг-Юн знал, что эти сорок минут покажутся ему самыми долгими. Ничего, почти семь десятков лет жизни приучили его к терпению. Впереди спокойная и обеспеченная жизнь – государство заботится о тех, кто служил ему верой и правдой. Будет он скучать о полном напряжения прошлом? Нет, нет и нет! Ли Чинг-Юн с отвращением вспомнил последнее задание. Нет, не утилизация глупой девчонки и ликвидация разработчика оставили у него неприятные воспоминания, то была обычная работа. Но пищащие, чихающие мыши! Гадость, какая! Мыши и крысы всегда вызывали у него отвращение.

В Париже, садясь на самолет, он почувствовал  легкий озноб, но не придал этому значения, после набора высоты откинул спинку кресла и, укрывшись пледом, задремал. Его разбудил собственный кашель. Пассажир в соседнем кресле тоже проснулся и смотрел на него со смесью неприязни и сочувствия. Извинившись, Ли Чинг-Юн попробовал снова уснуть, но было трудно дышать, озноб усилился, прихватило живот. С трудом поднявшись, он побрел в туалет. Вернуться обратно не хватило сил, два пассажира подхватили его, довели до кресла. Прибежавшая стюардесса принесла воды. После этого на какое-то время полегчало, и Ли Чинг-Юн задремал.

Очнулся он от удушья. Наклонившись над ним и поправляя подушку у него под головой, стюардесса беспомощно твердила:

– Потерпите, сэр, остался час лету, в аэропорту Ухани вам окажут помощь.

Ли Чинг-Юн не помнил, как его на носилках вынесли из самолета, не слышал, как доктора в госпитале в недоумении совещались вокруг него, и не знал, разумеется, что женщина-врач, его лечившая, огорченно сказала главному врачу госпиталя:

– Похоже на вирусную пневмонию. Компьютерная томография показывает эффект матового стекла, легкие поражены на  восемьдесят процентов. Искусственная вентиляция не помогает. К сожалению.

Спустя два дня Ли Чинг-Юн скончался от удушья. Через день с похожими симптомами слегли лечившая его врач и одна из медсестер. Вторая медсестра чувствовала себя неплохо, но у нее странным образом пропало обоняние.

Смерть, порожденная человеком, шагнула в мир человеческий.